— Вы здесь?
Глупо разговаривать с пустотой, вернее, с человеком, которого, судя по всему, перед тобой нет, но если бы Летти не сказала хоть что-нибудь, то в отчаянии пнула бы чертов экипаж, а пальцы на ногах и без того ныли от ударов о неровные булыжники.
А если влюбленные и в самом деле уже уехали? Можно послать за ними в погоню конюха, но разве Мэри станет его слушать? И потом, беглецов уже наверняка хоть кто-то да видел, а слуга разболтает о ночном приключении всем, кому не лень, так что наутро, к тому моменту, как горничные принесут хозяевам шоколад да раздвинут шторы на окнах, о побеге Мэри будет знать пол-Лондона.
К шелесту листвы и храпу из раскрытого окна прибавился новый звук. Узнав хруст щебня под мужскими сапогами, Летти ощутила волну облегчения, бодрящую, словно крепкий чай. Не уехали! По двору прохаживается лорд Пинчингдейл, кто же еще.
Глава семьи Олсуорси, приверженец старых идей и традиций, никогда не обувал туфли, если обстоятельства позволяли лишь накинуть тапки, и в жизни не натягивал сапоги, когда мог обойтись туфлями. Слуги, изнуренные за день, начавшийся до зари, давно спали.
Летти повернула голову, готовая высказать горе-жениху все, что она думает о тайных побегах и тех ненормальных, кто в подобные истории ввязывается. Однако слова застряли в горле, когда вместо джентльмена, облаченного в дорожный костюм, перед ней возник здоровяк-горбун. Невольно прижавшись к карете и быстро оглядевшись в поисках чего-нибудь увесистого, она в ужасе уставилась на чудище. У него словно не было лица. Неестественно светлые глаза поблескивали из черной пустоты. Ни рта, ни ушей, ни носа…
Порог кареты больно врезался в спину Летти.
Вцепившись в дверцу, она приготовилась запрыгнуть в экипаж, чтобы выскочить с другой стороны. К счастью, сгущать краски было не в ее характере, и посему ей на ум не пришли привидения и прочая нечисть, коей изобиловали модные романы. Чудища водились на болотах или в заброшенных монастырях, никак не в сердце Лондона! Летти вообще в привидения не верила, разве только в тех, что, невзирая на суету столичной жизни, являлись в Тауэр.
Нет, никакой это не призрак, а человек, просто очень крупный и с жутким горбом, а лицо он обвязал черным шарфом и надвинул на глаза шляпу. В голову против воли полезли разные страхи — грабители, бандиты с большой дороги и головорезы.
— Что вам угодно? — собравшись с духом, спросила Летти.
Человек в негодовании вскинул руки:
— Мне угодно?! — Его голос, хоть и звучал из-за плотной ткани, явственно напоминал о Джоне Ноксе и Роберте Бернсе. — Она еще спрашивает, что мне угодно!