Летти озадаченно молчала, не понимая, почему ее вопрос показался незнакомцу столь неразумным.
— Забирайтесь внутрь, — скомандовал он. — Мне велено доставить вас на постоялый двор.
— Кем велено? — с Подозрением спросила Летти, хотя уже все поняла.
Кучер отпустил в адрес женщин с их весьма недалеким умом грубоватую шутку.
— Кем велено? Понятное дело кем: лордом Пинчингдейлом. Живее забирайтесь. Он вас заждался, не будем же мешкать.
Летти и рта не успела раскрыть, дабы объяснить, что она не та, за кого ее принимают, как горбун крепко обхватил ее за талию и поднял с земли.
— Живее, вам говорят.
— Пустите! — прошипела Летти, извиваясь в сильных ручищах. — Вы перепутали!
— Ничего я не перепутал, — проскрежетал монстр, стискивая жертву, словно скользкую рыбешку, что так и норовит сорваться с крючка. — Может, перестанете дергаться? — продолжал он с досадой в голосе. — Я всего-то помогаю вам залезть в карету!
Руки у Летти были крепко прижаты к бокам, и она пустила в ход обутую в туфлю ножку — жаль лишь, ту, которой только что ударилась о булыжник, — и со всей силы лягнула неприятеля в голень, ойкнув от боли.
Впрочем, овчинка выделки стоила: горбун приглушенно взвыл. Однако рук не разжал.
— Пусти, кому говорю! — Летти продолжала отчаянно сопротивляться.
— Женщины! — с глубоким презрением проворчал кучер.
Горбун без лишней суеты грубо запихнул пленницу в экипаж. Летти шлепнулась на пол и больно ударилась. Захлопнув за ней дверцу, горбатый обратился к кучеру. В его тоне так и сквозило: «Ну, что я говорил?»
— Приказано доставить ее на постоялый двор. Туда и поезжай.
Он не прибавил «понял?», и все-таки приказ прозвучал столь жестко, что в пущей строгости не было надобности.
Летти поднялась на коленки и, путаясь ногами в юбках, поползла к двери. Треснула рвущаяся ткань, но Летти даже не обратила внимания. Лишь бы выбраться из проклятой кареты, прежде чем лошади тронутся с места! И тогда…
Тогда надо будет столько всего переделать, что не знаешь, с чего начать. Запереть Мэри в гардеробе. Заявить в лицо лорду Пинчингдейлу, что он низок и безнравственен. И наконец, выспаться. Хоть теперь ее почему-то больше не клонило в сон. В душе клокотала злоба.
Опершись локтем на сиденье, она схватилась за дверную ручку. Как раз в это мгновение раздался удар хлыста, резкий, как орудийный выстрел. Четыре лошади дружно тронули с места. Летти отбросило к сиденью, она в отчаянии махнула рукой. Даже крикнуть нельзя: на шум сбегутся соседи, и не успеешь глазом моргнуть, как пойдут толки. Карету качнуло на повороте, и Летти, отлетев в другую сторону, врезалась плечом во что-то твердое.