— Вы думаете, я поехал, чтобы посмотреть нa этот стадион? Мне интересно вместе с вами побывать в Эшториле. Я мог туда поехать сам, но очень любопытно послушать, что именно будут нам рассказывать об этом месте. Вы знаете, что Эшторил был самым настоящим центром шпионажа во время Второй мировой войны?
— Нет, — ответил Дронго, чтобы не разочаровывать своего нового друга.
— Конечно, не знаете. В том самом знаменитом отеле «Палацио», где мы будем ужинать, проходили самые известные встречи. Вы даже не можете себе представить, какая интересная история у этого отеля.
Дронго вежливо кивнул.
— Поэтому я поехал с вами, — сказал Кобден. — А насчет стадиона — тухлый номер. Все равно ничего не покажут в финале чемпионата Европы. Футбол из великолепной игры превратился в соревнование менеджеров — кто больше закупит дорогих игроков. Как гладиаторов в Древнем Риме. Побеждают уже не команды, а их репутации. Все знают, что в финалах лиги чемпионов обязательно должны играть мадридский «Реал», мюнхенская «Бавария», «Манчестер Юнайтед» или туринский «Ювентус». Такие команды дают больше прибыли, чем сто других европейских клубов. У судей есть соответствующие рекомендации. И поэтому в финале последнего чемпионата мира могли встретиться только две самые титулованные в мире команды. Бразильцы и немцы. Говорю вам: футбол умер, остались лишь воспоминания, — повторил мистер Кобден, махнув рукой.
— У вас пессимистический взгляд на футбол, — заметил Дронго.
— И не только, — признался Кобден. — двадцатом веке развеялись все иллюзии. Самой большой иллюзией был коммунизм, даже мне, убежденному борцу с коммунизмом, казалось, что сама идея настолько прекрасна и настолько реальна, что мы должны бороться с ней изо всех сил. На протяжении десятилетий нам повторяли слова Эйзенхаура, что солдаты коммунистических стран сражаются убежденнее и яростнее, чем солдаты стран демократических. Мы боялись их танковых дивизий, которые могли в счтанные дни достичь Ла-Манша. А потом оказалось мифом. И ваши танковые дивизии, и вся ваша убежденность, и все ваши союзники, и весь ваш коммунизм. Пшик. Ничего не получилось. Все рухнуло. Вы знаете, сколько иллюзий рухнуло вместе с вашей бывшей страной? Даже не представляете.
Дронго молча слушал, не перебивая миллиардера.
— Поэтому я и стал пессимистом. Ничего хорошего нас не ждет. Рано или поздно наступит время черных, как оно наступило в Родезии или в ЮАР, где белых убивают только за то, что они белые. И нас будут убить за то, что мы белые, что мы умеем читать, умеем сморкаться, подтираться, учились в университетах и даже носим галстуки. Нас будут убивать за каждую мелочь. Посмотрите на Европу. Она уже постепенно превращается в дряхлеющую старуху. Знаете, почему европейские страны решили создать единое пространство с единой валютой? Думаете, потому, что так экономически выгоднее? — Кобден неожиданно подмигнул. — Ничего подобного! Так гораздо сложнее. Нужно подгонять собственные экономики под единые европейские стандарты, а то, что хорошо в одной стране, неприемлемо в другой. Но основные нации вырождаются. Погуляйте в Лондоне по Оксфордстрит — и вы встретите кого угодно, от индусов до китайцев, от афроамериканцев до латинос, только не англосаксов, которых вообще скоро не останется. А во что превратился Париж? Он стал получерным, полуцветным. Я не расист, но это абсолютная правда. Поэтому они и решили объединиться с Испанией, Италией, Португалией, где еще можно увидеть коренных жителей Европы. Но это тоже не надолго. Лет на двадцать — двадцать пять. Черная или желтая волна все равно поглотит европейцев. Оставшихся будут истреблять. Рано или поздно начнется война. И заметьте, война будет не между расами, как вы могли подумать. Это будет воина сытого Севера и голодного Юга. Победит, конечно, Юг. Голодные всегда сильнее. Во время всякой революции и время всякого бунта. Они готовы на все, им нечего терять. Потом будет тысяча лет мрачного господства необразованных, плохо подготовленных людей, забывших науку и искусство. Как уже было во времена Средневековья, когда варвары разрушили Римскую цивилизацию. Потом снова начнется возрождение, Ренессанс, если хотите. Может быть, следующие тысячу лет назовут Нововековье или Средневековье технической цивилизации, название всегда можно придумать. Только нам с вами от этого легче не будет, мы присутствуем при закате Европы. Кто-то из философов однажды написал об этом книгу…