– Вертихвостки, — беззлобно отмечала она, когда пробегающие девчонки задевали её локтями, — все уедем, никто не останется.
Посреди зала стояла обыкновенная кресло-качалка, немного старомодная, но с удобным мягким сиденьем. Весело прощаясь, девушки по очереди забирались в нее и, качнувшись, пропадали, словно растворялись в воздухе.
"Чудеса", — подумала Лидия но, впрочем, не удивилась.
– Ваша очередь, уважаемая, — её, вдруг, вытолкнули вперед.
Лидия попыталась запротестовать, но, сверившись с ее направлением, отправитель велел пропустить ее без очереди: дело было срочное и неотложное — рукопись должна была завтра быть на столе редактора.
С трудом втиснувшись на сиденье, повариха вцепилась пальцами в изогнутые подлокотники, стул жалобно затрещал, и она закрыла глаза.
– Раз, — но кресло, придавленное грузным телом, осталось неподвижным. Тогда, схватившись за спинку, коллеги налегли и, наконец, сдвинули качалку с места — все поплыло, закружилось…
– Ты не видел, здесь Рафаил трубу апокалипсиса не оставлял?
Озабоченные представители службы безопасности, рысью обегая подсобные небесные конторы, заглянули и на склад инвентаря, спешно разыскивая пропавший инструмент конца света?
Кот встрепенулся:
– Стояла у стены, я её ещё в сторону отставил. — Потеребив лапой за руку, он вывел из сонного одурения кладовщика.
– Куда труба делась?
Тот поморщился, изобразив на лице подобие мысли, и радостно вскрикнул:
– Толстуха забрала, а чего, нельзя что ли?
Все присутствующие, как по команде, схватились за головы и хором взвизгнули:
– Трубу апокалипсиса! Если она использует её по назначению, наступит конец света.
– Я-то думал, беда какая, — и беспечный кладовщик опять заснул.
Перескакивая в два прыжка залы и коридоры, Аполлон вбежал в зал отправления, но расстроенный смотритель только развел руками, указав на покореженное кресло:
– На сегодня перемещения отменяются, встаем на неплановый ремонт.
И покровителю искусств осталось только молиться…
Писатель Генка Федюшкин проснулся рано. Голодный желудок уже с полуночи не переставая молотил его по мозгам.
– Есть хочу, есть хочу.
Не разлепив окончательно глаз, он двинулся на кухню, попутно сбив подвернувшуюся под ноги трехногую табуретку, и с надеждой, дернул никелированную ручку старенького пузатого ЗИЛа. Еще хранивший запахи давно съеденных блюд, тот явил миру, заветренный с одной стороны, плавленый сырок и половину батона недельной давности. Генка довольно хмыкнул — день начинался неплохо, очень даже неплохо. Подогрев вчерашнюю заварку он плеснул в стакан нечто, отдаленно напоминающее чай, и медленно прихлебнул. Хлеб был черствый, сырок горчил, но день, определенно, предвещал нечто прекрасное или, на худой конец, очень хорошее. Мечтательно разглядывая в окно строгого дворника, поливающего матом, роющихся в помойке бомжей, он загадочно пробормотал: