? — спросила она, желая услышать подтверждение.
— Да, очень мертв. Или, быть может, мне надо сказать, к сожалению, мертв?
В ее голосе послышалась горечь.
— Ты ничего подобного не скажешь, Эрнесто! Этот старый назойливый дурак! Лили Шнайдер давно мертва, давно похоронена! Почему он не оставил ее в покое?
— К сожалению для него, не оставил. Но не беспокойся, моя бабочка. Теперь ее память никто не потревожит.
Он протянул руку, взял ее за запястье и надел на ее безымянный палец перстень с бриллиантом.
— Подарок для самой изысканной бабочки, — сказал он, целуя ей руку.
— О Эрнесто! — Она поводила рукой перед глазами, чтобы насладиться голубыми и белыми всполохами света в камне. — Ну зачем ты!
— Тридцать карат. Чистейшей воды.
— Конечно, — сказала она, наклонилась вперед и потерлась о его щеку своей гладкой щекой. Затем, улыбаясь, она достала из своего широкого рукава плоскую прозрачную коробочку. — У меня тоже для тебя подарок.
Он взял коробочку и посмотрел через крышку. Бабочка. Полупрозрачная зелень и радужно-серый перламутр крыльев, бледные фиолетовые пятнышки.
Он хлопнул в ладоши, как обрадованный ребенок.
— Саламис пархассус! Такой у меня еще нет!
Она улыбнулась.
— Я знаю. К сожалению, я не смогла достать куколку. Пока.
Он с нетерпением открыл коробку. Едва касаясь нежного кончика крыла, он пробормотал:
— И в смерти даришь ты нам вечную красу.
— Да, — тихо согласилась она, продолжая гладить его плечи. — Действительно так.
Выйдя из полиции, Стефани направилась в центральную часть города. У нее не было определенной цели, она просто шла туда, куда вели ее ноги. Ей нужно было время, чтобы собраться с мыслями и разобраться во всем, что случилось. Она не могла отделаться от ощущения, что вступила в Зазеркалье, погрузилась в другой, темный мир. Мир кошмаров, страданий и боли.
Так много надо было обдумать. Столько вопросов обступили ее.
Визит в полицию оказался бесполезным. Они по-прежнему настаивали на версии о самоубийстве, в доказательство продемонстрировали ей его предсмертную записку, напечатанную на старом «ремингтоне» — том самом, на котором он печатал свои бестселлеры.
— На ней даже нет подписи! — сердито доказывала она. — А это что такое: «Я больше не могу вынасить эту жизнь»? Он никогда бы не сделал ошибки в слове «выносить».
— Человек в стрессовой ситуации может сделать такую ошибку, — убеждали ее.
Теперь почему-то она уже не чувствовала такой уверенности.
Что, если полиция права и выкуренная сигара была последним земным удовольствием, которое он себе позволил?
«Нет. У меня нет доказательств, но я знаю».