«Хоть бы что-то новенькое придумала», — совсем расстроился Леонидов.
— Нет, пить мы с вами не будем, Елена Сергеевна.
— Вы не могли бы звать меня Норой?
— Не мог бы. Присаживайтесь, рассказывайте. Ваши фамилия, имя, отчество?
— Прохорова Елена Сергеевна. — Год рождения?
— Тысяча девятьсот семьдесят второй.
— Прописка московская есть? Давайте ваш паспорт.
— Ну зачем сразу паспорт? Положила куда-то, не помню. Может, не будете так настаивать?
— Буду. Идите поищите паспорт, в шкафчиках поройтесь, а бутылки со стола уберите; мне вся эта ликеро-водочная симфония писать мешает.
— Ну ладно, — обиженно фыркнула Нора, но за паспортом пошла.
Прописана она была, конечно, где-то в Дальних Лихоборах и в Москве не регистрировалась, но акцентировать внимание на этом факте Леонидов пока не стал и перешел ко второму действию.
— Так, теперь рассказывайте или признавайтесь, что все это липа и вам нечего сказать.
— Вовсе есть чего. — Нора закусила губы. — Уж Серебрякова я знала хорошо. И если не будете так грубо себя вести, то я скажу, кто его пришил.
— Что ж, выкладывайте вашу версию и считайте, что отныне я белый и пушистый, как созревший одуванчик. Так кто, по-вашему, убил?
— Кто-кто, Сергеев Паша, конечно.
— И за какие такие грехи, интересно?
— Знаете, Алексей — ну хорошо, пусть Алексеевич, — Паша должен был Серебрякову большие деньги, за несколько дней до убийства тот свой долг потребовал назад.
— Когда это было? Вы слышали разговор?
— Да, представьте себе. Они так орали, что мне стало интересно и я, ну, прислушалась. Вообще-то Серебряков Пашу нещадно эксплуатировал. Официально на него все записал и, как какая-нибудь налоговая полиция или проверяющие, посылал Отбрехиваться по всем инстанциям. Сам вроде ни при чем, чистенький. Я думала, что Паша наконец-то решил показать зубы и уйти из фирмы, но говорили они о деньгах. Никогда бы не подумала, что у него столько долгов! Мне он говорил, что все просто замечательно, только что приехали из роскошного круиза, я попросила новую шубу. Он, конечно, поморщился, но не отказал. И тут я слышу, как Серебряков на него орет и говорит, чтобы он завтра же принес деньги, все пятьдесят штук. Представляете? Остальное, мол, можно попозже, а эти деньги срочно нужны и ждать он, Серебряков, ни дня не собирается.
— Когда все это было?
— Подождите-ка… Ну да, двадцать восьмого августа. Мы заехали к ним домой, было воскресенье. Ирина почему-то не вышла, я заглянула к ней в спальню, она даже головы не подняла, лежала как труп. Пришлось самой суетиться на кухне, закуску сделать, накрыть на стол. Как раз, когда я вносила поднос в комнату, они и начали отношения выяснять, ну я не стала входить, постояла немного в коридоре.