«Бардак не хуже, чем в Порт-о-Пренсе,[94] — сказал он себе, сплюнул сквозь зубы и, разминая ноги после трёхчасового стояния в вагоне, направился в зал ожидания. — Только моря нет…»
Внутри было скучно. Хныкал ребёнок-грудничок на руках у юной цыганки, спали друг у дружки на плече двое пьянчужек, на полу у стенки, уткнувшись носом в хвост, свернулся пес — лохматый и чёрный, как ночь. Счастье его, что не родился он на Гаити.
«Словно электрический стул. — Мгави устроился на деревянном, крайне неудобном сиденье, вытащил из кармана „бомж-пакет“, с хрустом принялся жевать. — Легкий ужин, такую мать, леопард меня задери.»
Радоваться и без того было особенно нечему. Дела в этой чёртовой России с самого начала пошли из рук вон плохо. Во-первых, где-то потерялась, не доехала до места встречи Белая Коза. А во-вторых, этот желторожий брюхан, эта узкоглазая вонючка, этот потный бабуин оказался предателем! Ренегатом! Он хоть и доехал до места встречи, но лучше бы тоже сгинул неведомо где. Из-за него Мгави остался без денег и документов, не говоря уже о вещах.
Эй-е, Мамба, Чёрная Мамба, жирная корова, уверенная в собственной непогрешимости! Ты засиделась в своём подвале, Чёрная Мамба, ты стала ошибаться, и это выйдет тебе боком. Только-то и знаешь: Мгави, сделай то, Мгави, сделай это, Мгави, иди сюда, Мгави, ступай туда…
Да если бы не была ты нужна Мгави, видел бы он тебя в гробу и в белой шляпке… Но теперь — всё. Потому что он узрел Путь, он уже едет в нужную сторону и будет там через каких-то десять часов. А в икру его ноги вживлён камень. Кристалл. Это очень непростой камень. Его можно с лёгкостью сменять на нагубник к флейте. К священной флейте, заимствованной у деда. Затем — узнать Мелодию судьбы. Ну а уж после этого — устроить концерт. Вызвать, например, Нагов из Махаталы и дать им конкретное поручение. Для них, говорят, нерешаемых проблем нет.[95] Эй-е, вот уж будет весело так весело… И ненаглядному дедушке, и дорогому братцу, и любимой родне, и драгоценной Чёрной Мамбе. А также разным желтокожим собакам, белым обезьянам и красным шакалам…
Русоволосая голова преображённого Мгави постепенно поникла на грудь. Ему снился Порт-о-Пренс, грязный, зачуханный и смрадный. По улицам гоняли пыль бензиново-угарные «тап-тапы»,[96] между домов сновали наглые крысы, тускло светились вонючие лампы, заправленные нефтью… Из заведений слышался визгливый резкий аромат клирина,[97] воздух был напоён похотью, жарой, запахом пьянящего буа-кошона.
Эй-е, старое доброе время, в какую невозвратную даль ты ушло?.. Ещё вовсю перемалывал отступников Форт-Димант,