Дамы и господа, я живу в сюрреалистическом мире. Либо кто-то из нас двоих сошел с ума.
– Это просто находка, скажу тебе, – умилялась Верка, – знаешь, я его везде с собой ношу. В сумочке!
– Это еще зачем? – изумилась я, воровато оглядываясь по сторонам. Дело в том, что у моей соседки был такой громкий и въедливый голос, что я опасалась появления зрителей.
– Ну как я могу оставить Пусика дома! – притворно ужаснулась Верка. – Смотри, я тебе покажу!
Она расстегнула сумку. Я крикнула было: «Не надо!» Но разве можно было остановить Верусю? И вот мерзкий резиновый отросток был извлечен из сумочных недр и предъявлен зрителям. То есть мне. Я брезгливо поморщилась, вспомнив, как сей предмет с тихим ворчанием носился по моей кухне.
– Убери обратно, – прошипела я, – убери его немедленно.
Но Верка мою просьбу проигнорировала. Она повертела своего Пусика в руках, демонстрируя мне разные ракурсы. Потом, для большего эффекта (так и знала, так и знала, что она это сделает!) привела в действие механизм, и отвратительный предмет принялся извиваться в ее руках.
– Ладно, Вер, недосуг мне с тобой болтать. Не видишь, что ли, мне домой надо.
Только тогда она обратила внимание на мои босые ноги.
– Это что, новая мода такая? – подозрительно спросила Веруся. – Или ты хиппуешь, Санька?
– И то и другое, – пробормотала я.
– Да ну тебя, – обиделась она, – нет, чтобы хоть раз поболтать со мной по-человечески. Ладно уж, иди…
Так я и собиралась сделать, но цепкие соседкины пальцы, похожие на горсть переваренных сарделек, вдруг ухватили меня за рукав.
– Постой! – зашипела Верка. – Санька, смотри какой мужик! И так на нас таращится. Что-то я его раньше в нашем дворе не видела.
Я обреченно обернулась. Я знала, знала, кого она имеет в виду, и все же в глубине души продолжала надеяться на то, что это не так. Но интуиция меня не подвела. В нескольких метрах от нас, возле автомобиля «шкода» стоял Максим Леонидович Степашкин. Уж не знаю, что его задержало в моем дворе. Может, двигатель заглох? Он смотрел на нас, как балетоман на исполнительниц партии Одетты-Одилии – иными словами, во все глаза смотрел. Наверное, здесь было чему подивиться – две особы престранного вида (одна толстуха, разряженная так, словно она на премьеру века собралась, другая – растрепанная оборванка) с интересом рассматривают извивающийся искусственный член. Да еще и фамильярно называют его Пусиком.
Заметив, что я перехватила его взгляд, Степашкин поспешно отвернулся и юркнул в автомобиль. «Ну и пожалуйста, – подумала я, входя в подъезд. – Мне наплевать, что он обо мне думает. Остается надеяться на одно – на то, что мы не увидимся больше никогда!»