И вновь на площади остались четверо: по-прежнему пылко устремленный к ресторации памятник; Козленков, который, очнувшись минут через десять, ничего не сможет вспомнить и лишь тупо посмотрит на зажатый в кулаке обрывок казенной бумаги, после чего его отбросит и обхватит пострадавшую голову; бесчувственно лежащий незнакомец и опустившаяся рядом с ним на корточки Юля. Которая, тихо бормоча и всхлипывая, начала осторожными, ласковыми движениями вытирать платочком с его лица кровь.
– Ну что же ты?.. Зачем?.. Нашел с кем… Слышишь, а?.. Как тебя?.. Больно?.. Ну не молчи ты… – бормотала она и косилась опасливо хоть и саднящим, но еще не заплывшим пока правым глазом на валявшегося неподалеку серым мешком Козленкова.
Незнакомец не стонал, не шевелился, и непонятно было вообще – жив он или нет.
Зато у Козленкова стала подергиваться нога.
Юля встала, с беспомощным видом огляделась, вновь присела, кое-как ухватила верхнюю часть незнакомца, поднатужилась, приподняла и, волоча ногами, потащила к зарослям бурьяна, обступившим площадь с нехоженых сторон.
Когда до бурьяна оставалось еще метров десять, у Козленкова стала подергиваться и другая нога, да и веки его мелко задрожали, свидетельствуя о беспорядочном движении глаз. Но Юля видеть это уже не могла – и далековато было, и силы все уходили на волочение незнакомца, и мир к этому времени, благодаря увесистому знаку внимания Василия, она могла воспринимать лишь через две узкие щелочки.
Затащив, наконец, незнакомца в бурьян, Юля обессилено упала рядом, уткнулась лицом в землю и заплакала. И не видела она, ни как очнулся и приподнялся Козленков, ни как подъехала к нему машина с высланным нарядом, ни как повезли пострадавшего от неведомых преступных элементов (а то и террористов!) сослуживца в больницу, оставив на площади сержанта Босыгина, который, едва машина скрылась, тут же на всякий случай переместился к дверям мэрии, откуда и стал охранять место преступления, готовый, если что, сразу укрыться в здании. На отчетливый след волочения, ведущий к краю площади, внимания почему-то никто не обратил. И вскоре его заретушировал поднявшийся ветер.
А когда Юля пришла немного в себя и практически на ощупь стала искать незнакомца, то и его рядом не оказалось… Исчез, будто и не было.
Конечно, потом было много всяких разговоров и предположений о том, что же такое на площади случилось и от кого именно и за что пострадал Козленков. Многообещающая версия терроризма никаких фактических подкреплений не получила: ни оружия не осталось никаких следов, ни взрывчатки, на худой момент хоть какого-нибудь топора или дубины отметин – и тех не было, да и мэр, к огорчению многих, ничуть не пострадал, хотя и считает себя с тех пор жертвой несостоявшегося покушения и без пяти минут мучеником. Версия с бандитским нападением тоже не прокатила: бандиты – публика серьезная, одним пенделем они не ограничиваются. А никаких других повреждений, кроме сотрясения, ушиба макушки и мягких частей тела в районе копчика, врачи на Козленкове не обнаружили. И кровь на месте происшествия оказалась исключительно преступной. И никаких следов сообщницы-шахидки, которую вроде как видел шофер мэра, тоже не осталось. А больше шофер толком ничего и не увидел. И потерпевший, как назло, ничего вспомнить не мог, весь находясь в ретроградной амнезии.