Площадь вновь ответила слитным взволнованным вздохом.
— Я невиновен! — прокричал он громче. Его заставили опустить руки, чтобы один из
стражников ключом разомкнул цепи. Со звоном они упали пленнику под ноги. Теперь оставалось самое простое, — и страшное одновременно.
Жрецы Эрлика утверждали, что огонь их божества не сможет опалить невиновного, когда тот сунет руку прямо в горнило…
Конан точно знал, что он невиновен. Но он знал также и то, что Эрлик никогда не был его богом. Навряд ли Владыка Огня станет щадить сына северного бога Крома… Так есть ли у него надежда на спасение?
Чтобы хоть на мгновение оттянуть время, прежде чем сунуть руку идолу в пасть, северянин окинул взглядом толпу. Десятки и сотни лиц, одинаковых, точно маски… Алчные до чужой крови, жадные, беспощадные… Ни в одном из них, — даже у женщин и детей, — он не видел сочувствия. Зрелище! Вот все, что было нужно этим людям…
Но внезапно взор северянина остановился на одном лице, показавшемся ему смутно знакомым. Кром! Да ведь это же тот человек с постоялого двора! Убийца двойника…
Первой реакцией северянина было закричать, указать на незнакомца… Но он тут же осознал, что в этом не будет никакого прока. Тот успеет укрыться в толпе, — да и кто станет слушать пленника?! Испепеляющим взглядом, полным гнева и ненависти, уставился он на незнакомца.
А тот неожиданно улыбнулся в ответ. Улыбнулся не издевательски, не презрительной усмешкой победителя… Скорее, вид у него был заговорщицки-сочувственный, — и, вопреки всякой логике, в душе у Конана затеплилась надежда.
Более того, ему даже показалось, — хотя на таком расстоянии он не рискнул бы утверждать наверняка, — что незнакомец подмигнул ему… А затем вскинул руку и сделал жест, в смысле которого сомневаться не приходилось.
Он показывал Конану, чтобы тот сунул руку в огонь.
Сам не зная, откуда родилась в его сердце уверенность в том, что все обойдется благополучно, Конан решительно развернулся к идолу, из пасти которого вырывались языки пламени. Помедлив мгновение, он резким движением выбросил руку вперед.
Площадь вскрикнула.
Затем затихла.
Сперва он почувствовал жар, сильный, почти нестерпимый… Но все же северянин был уверен, что огонь не причинит его плоти никакого вреда. Он продолжал держать руку в пламенеющем горниле.
Гул начал нарастать за спиной. Жрецы с испугом на лицах подвинулись ближе, взирая на чудо, которого никак не ожидали увидеть. Человек, который сейчас должен был бы корчиться от невыносимой боли, стоял совершенно невозмутимый, непоколебимый, как скала, — и держал руку в огне.