Хайнц Люкка только посмеялся над ее болтовней. Напал — какая чепуха! Бен увидел его, в порыве бурной радости перебежал улицу и бросился на него, желая обнять. Пожалуй, несколько резко, но без всякого злого умысла. Кто может запретить мальчику проявлять радость и отказать ему в праве на проявление некоторой нежности? И что значит «обзывает девушек»? Скорее наоборот, пояснил Хайнц Люкка. Стоит бедному парню где-нибудь только появиться, как сразу раздается: «Проваливай, идиот!»
Неужели он не может защищаться и тоже иногда обозвать обидчика в ответ? Обозвать, и только, — больше он никогда ничего не делает.
Но Хайнц Люкка тоже пытался уговорить Якоба на переезд, приводил аргументы о спокойствии в полях под открытым небом и делился собственными планами. После того как у него из-под носа увели земельный участок на Бахштрассе, он теперь рассчитывал на приобретение общественного луга, не желая довольствоваться оставшейся одичавшей половиной. Хайнц нисколько не сомневался, что луг ему отдадут. Для чего городу нужен луг?
Однажды вечером, чтобы подбить Якоба на переезд, Хайнц Люкка зашел с несколькими планами строительства. Якоб посмотрел планы, выслушал, каким Люкка представляет себе будущий дом Якоба. Жилые помещения с огромной террасой на южной стороне, камин. Студия фитнеса в подвале, выложенный кафелем пол и изразцовая плитка на стенах, доходящая до потолка, встроенный душ и все устройства, необходимые для поддерживания себя в форме.
Якоб подумал, да не рехнулся ли Хайнц Люкка, предполагая, что и он станет заниматься чем-то в этом роде. Или он воображает, что с помощью накачивания мышц живота и занятий с гантелями из гнома можно сделать атлета? Еще Якоб услышал, что город для Пауля и Антонии Лесслер с юга по направлению к шоссе проложил и заасфальтировал проселочную дорогу. Для Якоба и Труды тоже проложат предназначенную только им дорогу — или приведут в нормальное состояние ту, которая ведет к старой усадьбе Крессманна.
Но Якоб упрямо не соглашался. Силой они не могли его переселить. Его не запугать, как Труду, часто предлагавшую мужу обдумать все же еще раз возможность переезда. Со временем просьбы Труды становились все настойчивее, причем она рассказывала меньше половины того, что, собственно говоря, должна была говорить мужу.
Хотя большую часть времени Бен сидел в домике на груше или играл у резервуара с водой, но, если Труда не контролировала его каждые четверть часа и не приносила мороженое или какое-нибудь другое лакомство, он убегал.
Люди говорили правду — он бегал за девушками по всей деревне и кричал им вслед что было сил: «Сволочь!» Конечно, неприятно, но все-таки относительно безобидно. Критической ситуация становилась, когда он находил где-нибудь нож. А он находил его всегда, даже когда Труда думала, что все ножи лежат запертые под замком. Тогда Бен размахивал ножом перед глазами детей и кричал: «Руки прочь! Холодно!»