«Информатором, поди, работала? А может, и по-натуральному хипповала. Их видно, кто хиповал-то, — до сих пор всех любви учат. Правда, все больше «Томагавками». Вечернее платье ей не очень идет, рядом с Крысой это здорово видно. Вот той любая тряпка к лицу. Наверное, мне нужно внутренне отодвинуться от Крысы, да и вообще найти свое место в этой теплой компании. Впечатление такое, что я плыву. А надо бы стоять».
Шампанское размягчило голову; откинувшись на стуле и покручивая пальцами бокал, Андрей смотрел в темное окно.
— Твори любовь, а не войну, — напомнила Патриция лозунг «детей-цветов». — А мы что творим?
— То и другое, — заявил Чен. — Лично я на войне, как в любви. А в любви, как на войне.
— Война ужасна, — передернула плечами Элизабет.
— Не более чем любовь, — возразил Чен.
— Это звучит цинично, вам не кажется?
— Тогда скажем иначе, — парировал китаец. — Не менее чем любовь.
— А вы, Эндрю, все молчите, — обратилась к Андрею Патриция, словно почувствовав что-то. — Кстати, вы курите?
— Нет.
— Неужели не пробовали?
— Пробовал, конечно, но, в общем, нет.
— Что пробовал, травку? — снова встрял Чен. — Колеса, снежок?
— Шел бы ты...
Вот от этой заразы Шинкарев старался держаться подальше. Во Вьетнаме, было дело, пробовал жевать насвай. Пока сидел в притоне, расположенном на окраине Сайгона, не чувствовал ничего, никакого эффекта. Вышел на улицу — тоже ничего, голова легкая, совершенно трезвая. Вот только земля почему-то поднялась и прыгнула на него. В последний момент Шинкарев оттолкнул землю руками, однако нос все же расквасил о выщербленный сайгонский асфальт. Это ему совсем не понравилось, так что больше насвая он не жевал.
— Ты же был на войне, — заметила Патриция. Тон она сменила с легкостью и в точно рассчитанный момент.
— Даже на нескольких, хотя и недолго, — уточнил Андрей. — Поэтому у меня довольно большой алкогольный опыт.
— Это неизбежный опыт?
— Пожалуй, да. На войне без этого нельзя. Не получается. Но алкоголь... определенную свободу он дает, не спорю, но в то же время убивает тонкое ощущение жизни, какой-то пульс реальности... Я не знаю, как сказать. У меня друг — художник, так он пытался рисовать пьяным. Говорит, ничего интересного не выходит — наутро смотреть противно.
— А я думала, русские не могут без водки. Тем более художники. Когда я жила в Париже, у меня был один...
— Крыса, не обобщай! — прервал ее Чен. — Поглядите, какая луна!
Желтоватый свет блестел на твердых лаковых листьях, уходя в черную глубину сада; на самой границе с темнотой он смешивался с голубым светом луны. Меж круглыми массами кустов на черном море колебалась лунная дорожка.