Алексей, чья голова была забинтована после боя, взял на колени баян, накинул ремень на плечо, растянул мехи и повел хриплым уверенным соло:
Как на Черный Ерик, как на Черный Ерик,
Бросили казаки сорок тысяч лошадей...
Окружающие подхватили, обняв друг друга и покачиваясь в такт песне:
И покрылся берег, и покрылся берег,
Сотнями порубанных, расстрелянных людей...
— Хорошо поют. Кто такие? — кивнув на певцов, спросил Андрей у связиста Сергея, который сидел рядом.
— Люберецкие «быки».
— А здесь что делают?
— Осматриваются.
«Нет, таких мне не надо. Надо бы в госпиталь зайти, с Юрием потолковать, как следует. По поводу того-сего». А песня ширилась, разрасталась — неторопливо, торжественно и мрачно, словно гимн древних арийских воинов:
Любо, братцы, любо, любо, братцы жить.
С нашим атаманом не приходится тужить...
Пели уже все. Шинкарев пригляделся. Что скажешь, мотаясь по заграницам, поотвык он от русского солдатского духа. А тут Борода с таким молодецким видом хлопнул стакан, что Шинкареву захотелось встать и с ходу заехать кому-нибудь в глаз. Чену, например. А чего они, морды узкоглазые, на наши Курилы зарятся?! Или это не они? Да один хрен...
Спев еще «Мурку» и «Таганку», Борода вышел. Как сказал Сергей — «налаживать контакты с местным населением». Раскрасневшаяся Элизабет, с сигаретой в пальцах, слегка захмелела от спиртного и внимания брутальных, пропахших порохом солдат. Блестящий приват-доцент из Гарварда, она легко вела разговор с четырьмя мужиками, объяснявшимися с ней на ломаном английском, а их русский мат без труда парировала «четырехбуквенной»>[27] лексикой Гарлема и сленгом «зеленых беретов». Цитировала Витгенштейна и Мишеля Фуко, поясняя тонкости «маваши-гэри»>[28] в исполнении Френка Санчеса и Дона «Дракона» Уилсона. Глядя на Элизабет, даже китайцы, ничего не понимавшие, одобрительно покачивали бритыми головами.
Чен, играя с Рахимом в шахматы, только улыбался, поглядывая на американку. Но тут к Рахиму подошел дежурный, наклонился и что-то прошептал ему на ухо. Рахим собрал фигуры, и все трое быстро направились к РЭБовскому фургону. «Меня не пригласили. Да и черт с ним, лучше выспаться. А с этой-то как быть — больно уж разошлась».
Послышался шум подъехавшего бронетранспортера, и под навесом появилось «местное население» — деревенские девушки в глухих цветастых платьях. За ними вошел Борода, встреченный одобрительным мужским гулом. Элизабет сразу встала.
— Вы идете, Эндрю? Я с вами. Бай-бай, джентльмены, спасибо за прекрасный вечер!
Дождь разошелся не на шутку. Ручей бурлил, выйдя из берегов, и Андрей с трудом перенес через него Элизабет. Женщина охватила руками его шею, положив голову на плечо, рядом со стволом, торчащим из-за спины. В штурмовых батальонах соблюдалось правило израильской армии: «никаких оружейных пирамид». Оружие всегда при тебе: спишь — оно у изголовья, устроился на толчке — свешивается с шеи на ремне, ешь в столовой — лежит на коленях.