Володька далеко не ангел, мог пить дня три запоем, потом проснуться сразу с двумя девушками на одной койке (это во времена-то СПИДа!) и ни хрена не помнить; мог нахамить кому угодно и где угодно, отстаивая свое «я», пробовал наркотики, участвовал в дебошах… Нет, на святого не смахивает ни с какого бока. Откушал от всех сладких и горьких пирогов. Но отметелить группой прохожего или зажать в темном углу тетку, наслаждаясь ее страхом, и тому подобные шутки – отказывался делать, претило.
Однажды дошло: стремление походить на окружающих, желание не выделяться из общей массы присуще лишь животным в стаде. Постарался взглянуть на сверстников взглядом постороннего и ужаснулся: на что тратится жизнь! Сплошные поиски острых ощущений, под «косячок» умные рассуждения о планах, которые должен выполнить кто-то другой, и полный раздрызг внутри. Володька посетовал над упущенным временем, забаррикадировался книгами, читал запоем, делал наброски углем и карандашом, писал маслом, короче, нырнул в творчество и самообразование. Одновременно познакомился и подружился с людьми от тридцати до сорока пяти лет. От них узнал много нового, начиная с правил общения, и понял выражение «здоровое поколение». Держались они с ним на равных, не подчеркивали возрастное и социальное превосходство, с их помощью понял процессы в обществе, вообще почерпнул многое. Один доцент кафедры философии, принципиально не берущий взяток, часто говорил:
– Нас превращают в дерьмо. Мы живем в дерьме, едим дерьмо, над нами чиновники дерьмо, и нас заставляют признать, что мы дерьмо. В таком случае я буду высококачественным дерьмом, с понятиями чести и достоинства.
Поначалу Володька думал, что все люди среднего возраста такие, оказалось – нет в мире черного и белого, есть еще и оттенки, зачастую не радужные. Тем не менее, не читая нравоучений и моралей, именно старшее поколение внушило веру в себя, избавило от детского максимализма. Поразмыслив, Володька уехал в Москву покорять Олимп живописи. Москва, Москва… Как много в этом слове! И приехал. Москва его не ждала, ей чихать на Володек. Правда, кое-кто проявил эдакую ленивую заинтересованность к работам юного художника без специального образования в высшем учебном заведении. Позже догадался, чего стоила «ленивая заинтересованность», когда в каталоге узрел собственную работу под чужой фамилией. Не желая быть рабом, свалил с той шикарной дачи, намереваясь заработать и махнуть в Париж. Ага, не тут-то было! Обокрал дачу! Утащил антиквариат: старинную китайскую вазу (ну, была там ваза из фаянса с росписью под китайский фарфор), шкатулка пропала из нефрита и пачка баксов. Каково, а? Володька негодовал. Но его сокрыл у себя семидесятилетний потомственный интеллигент.