Убедившись, что в глазок никто не смотрит, он снова вцепился пальцами в металл. Не поддалось. А если раскачать? Навалился всей тяжестью, кажется, немного сдвинулось. Забыв обо всем, качал вверх-вниз, вверх-вниз – даже вспотел. Вдруг железо поддалось, изрядный кусок его отогнулся. Еще несколько усилий – и у него в руках тяжелый железный прут. Даже не верилось.
Но к чему все эти усилия? Что даст ему этот стальной прут? Надзиратель осторожный, заходя в камеру, ставит его лицом к стене. И все же…
Вечером, когда надзиратель принес кружку мутной жидкости, выдаваемой за кофе, Богдан притворился, что сильно ослабел. Он едва поднялся с топчана, тяжело дыша и шаркая ногами, с трудом доплелся до стены и беспомощно припал к ней.
– Я слышал, – издевался надзиратель, – пан коммунист обладал когда-то большой силой. Может, простите, пан так испугался, что и ноги отнялись?
Богдан ничего не ответил. Всем своим видом он показывал, что ему не то что говорить – даже дышать трудно.
Богдан долго не мог заснуть. Все же появилась маленькая надежда. Заманить бы эту сволочь в камеру… Он огреет его так, что тот и не пискнет. Когда его вели, Богдан заметил в конце коридора дверь. Куда она ведет? Это первый этаж – может, посчастливится?.. Если же ничего не удастся, все равно сделает доброе дело – одним мерзавцем меньше станет.
Утром, когда явился надзиратель, Богдан едва поднялся и стонал.
– Ежели пан большевик прикажет, я могу смотаться в аптеку, – ехидно бросил на прощание надзиратель.
К еде Богдан даже не прикоснулся. Лежал, стараясь не двигаться, – топчан держался всего на одном кронштейне.
Когда надзиратель принес обед, Богдан уже не поднялся и только стонал:
– Воды!..
– Пан большевик обойдется без воды, – ответил тот, не заходя. – Человек он закаленный, как-нибудь переживет эту маленькую неприятность…
Богдан заметил, что надзиратель чаще стал приникать к глазку. Вечером снова попросил воды, но в ответ услышал лишь хохот. На другой день, чуть приоткрыв дверь, надзиратель просунул в камеру бачок, говоря:
– Ваш завтрак, простите, остыл. Может быть, немного подогреть?
– Воды!.. – простонал Богдан, но дверь захлопнулась.
– Хитрая лиса, – выругался Богдан и подумал: “Однако долго я так не выдержу!” От голода кру-жилась голова.
Богдан отлично слышал, как надзиратель подкрадывался к глазку, и каждый раз успевал войти в роль тяжело заболевшего и предельно ослабевшего человека. Он ничего не говорил, только стонал:
– Воды…
В полдень надзиратель просунул в щель приоткрытой двери миску с баландой и снова услышал стон: