— Эрих… Надо же так встретиться! — только и нашла что сказать Ютта.
— Я ехал к тебе.
— Ты ранен?
— Пустяки! Сумасшедший англичанин обстрелял наш «дорнье». Зато теперь уж на фронт не возьмут.
— Так идем же ко мне.
По дороге Эрих рассказал, что в Лехфельде собирается заняться каким-нибудь делом, жить рядом с сестрой.
— Это замечательно, Эрих, — обрадовалась Ютта.
Дома она познакомила Эриха с Элеонорой. Та приняла живейшее участие в судьбе брата.
— Может быть, я скажу папе, и он порекомендует Эриха на аэродром? Ведь Эрих бортмеханик.
— Признаться, фрейлейн, мне порядком надоели военные люди, да и боюсь я с такой-то ногой…
— Но у вас нет другой специальности.
— Будет. Ведь я немного фотограф.
— Замечательно! У нас с вами одно хобби, милый Эрих.
«Вот и еще одному расставляет сети», — ревниво подумала Ютта и спросила Эриха:
— Где ты собираешься жить?
— Помоги мне снять квартиру.
— Кажется, в особняке тетушки Минцель живет Зейц? — спросила Элеонора.
— Да, он на втором этаже.
— Но первый же пустует.
— Первый меня бы устроил. Мне удобней на первом соорудить ателье.
— Мы поговорим с Зейцем. Это очень приятный человек, — сказала Ютта.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Март выходит на связь
«Наши доблестные войска овладели вчера городами Витебск, Молодечно, Фастов. Красная Армия беспорядочно отступает… Наша авиация безраздельно господствует в воздухе…» Хриплый голос Геббельса, казалось, завладел всем Тиргартеном. Он рвался из репродукторов, установленных на каждом перекрестке парка.
С того места, где стоял Март, хорошо просматривалась вся аллея. Пятая слева. В этот предвечерний час она пустовала. Занята лишь одна, та самая восьмая скамья. Но человек, сидевший на ней, не мог быть тем, которого он ждал. Это был Эвальд Регенбах, начальник отдела в контрразведке люфтваффе — «Форшунгсамт». Его появление здесь было невероятным, противоестественным.
«Ловушка? Очевидно, ловушка. Значит Перро, кто бы он ни был, уже схвачен. И все сказал. Так? Нет, не так».
Это второе допущение было еще более невероятным. «Надо думать. Если Перро предал, то пришел бы сюда сам. Так надежнее. Им же нет смысла брать меня сразу. Значит? Во всяком случае, если это ловушка, за мной уже следят. И то, что я не подойду к нему, будет подозрительно само по себе. Наше знакомство ни для кого не секрет.
А главное, и это действительно главное, Перро не мог предать. Если делать такие допущения, вся моя работа теряет смысл, все эти годы — никому не нужный кошмар. Нельзя не верить в себя, не верить в тех, кто рядом. Я обязан верить. И обязан делать допущения. Не рисковать. Перестраховываться. Обязан. Но не сейчас. Тогда все кончено. Если перестраховаться сейчас, можно спасти себя, уйти от них, но зачем тогда все? Покинуть свой пост, свой окоп. Отступить?»