– Что-то скучно мне! – Салов встал и потянулся с хрустом. – Ты бы, хозяин, водочки, что ли, на стол поставил, а то с ума сойти можно, дожидаючись.
Сапожник буркнул из кухни что-то неодобрительное и неразборчивое.
Остальные никак не отреагировали на слова Салова, только Гриша Якобсон оторвался от книжки и подумал про себя, что таким, как Салов, сумасшествие не грозит, им сходить не с чего. Но вслух ничего не сказал.
Раздались легкие шаги, кто-то потоптался в сенях, и в комнату вошла, разматывая платок, Антонина Шульгина – товарищ Тоня, как звали ее в подполье.
Она держала связь с другими организациями, с Ялтой и Симферополем.
– Здравствуйте всем! – весело проговорила она, блестя голубыми глазами.
Салов оживился, взгляд его подернулся масляной поволокой, он подскочил было к девушке, намереваясь помочь ей снять пальто, но глаза ее при виде Салова мигом потемнели не то от гнева, не то от какого-то нехорошего воспоминания, она твердо отвела его руку и отошла к столу, бросив мимолетный взгляд в осколок зеркальца на комоде, который, как и пышно цветущая герань, говорил о том, что в маленьком домике на Николаевской улице в недалеком прошлом жила женщина, и следы ее пребывания еще не успели исчезнуть. В зеркальце отразились два синих Тониных глаза, чуть вздернутый нос и пухлые розовые губы на чистом лице. Чтобы мужчины не подумали, что Тоня легкомысленная кокетка, она поскорее нахмурила брови и отошла от зеркальца.
Хлопнула дверь так, что домик содрогнулся, и, едва протиснувшись в низкую дверь, вошел человек, обветренное красно-бурое лицо которого и старый бушлат говорили о том, что человек этот имеет отношение к морю.
– Кого ждем? – гаркнул он.
– Товарища Макара и этого, нового… – Салов поморщился, – как его… которого прислали… – Борщевский – назвала Тоня, – Антон Борщевский.
– Что за птица? – пробасил матрос.
– Прислали неделю назад из Симферополя для подпольной работы, – объяснила Тоня. – Ты, товарищ Кипяченко, на прошлом заседании не был, вот и не видел его.
Мандат у него от Крымского подпольного комитета, от самого товарища Мокроусова.
* * *
– Фу-ты ну-ты! – фыркнул матрос, но заметил, как неодобрительно посмотрел на него пожилой Семен Крюков, рабочий из доков, и замолчал.
Оставшиеся двое подошли одновременно. Пока товарищ Макар неторопливо снимал в сенях свой белый полушубок, Антон Борщевский, достаточно молодой человек, смуглый, с черными длинными волосами, вбежал в комнату и, не здороваясь, напустился на хозяина.
– Вы что – с ума сошли?
– А что? – оторопел тот.
– Что вы сделали с окнами?