До замка оставалось около мили, когда мистер Данблейн остановил коня.
– Здесь, – произнес он, понизив голос, – все, кроме вас, сойдут с коней.
– Почему? – удивился герцог.
– Килкрейг, как и ваш отец, весьма привержен традициям.
Герцог собирался послать Килкрейга ко всем чертям, но вовремя вспомнил, что едет сюда для примирения. Глупо злить старика еще до начала встречи.
– Делайте, как знаете, Данблейн, – коротко ответил он и поскакал вперед.
Однако он заметил, что лошади оруженосцев остались на попечение нескольких конюхов, а сами мужчины пошли вслед за ним пешком.
Впереди всех шел Данблейн – неизменный телохранитель вождя. Рядом с ним должны были идти родичи, но Джейми был слишком мал, а Торквил томился в какой-нибудь из мрачных башен замка.
Следом занимал свое место бард – старик, которого герцог помнил еще со времен отца.
Должность барда передавалась по наследству вместе с земельным наделом. У горцев не было письменной истории – память о человеке и его добрая слава держались только на устном мастерстве барда.
«Интересно, – подумал герцог, – что скажут после смерти обо мне?» Впрочем, едва ли его поведение вдохновит барда на героическую песнь.
Следом за бардом шествовал волынщик. Сейчас он заиграл боевой марш клана Макнарнов – мелодию, под которую Макнарны шли и в бой, и, когда приходил срок, отправлялись на родовое кладбище.
Место за волынщиком исторически предназначалось бладиру – так называемому голосу вождя, красноречивому оратору, хранящему в памяти самые разнообразные прецеденты.
Но он был здесь не нужен – герцог намеревался разговаривать с Килкрейгом сам и не допустил бы, чтобы кто-то вмешивался в его дела.
За всеми этими должностными лицами полагалось следовать пажу – юноше, несущему меч и щит вождя, а далее – свите из нескольких десятков мечников, алебардщиков, стрелков из лука и мушкета.
Клан, принимающий у себя чужого вождя, обязан был найти для всей этой дикой и зачастую необузданной орды кров и угощение.
Приняв хлеб-соль от другого клана, воины уже не имели права обнажать оружие, пока не уйдут с его земель. Законы гостеприимства были священны: нарушать их осмеливались лишь отщепенцы вроде Маклаудов.
Процессия приблизилась к замку, и герцог увидел, что его ждут.
У ворот выстроились члены клана Килкрейгов. Многие из них, к удивлению герцога, были одеты в тартаны.
Герцог знал, что в 1799 году, после многих лет запретов и преследований, шотландцы вновь получили разрешение носить национальную ткань; но на Юге говорили, что долгие годы угнетения убили в горном народе память о старинных обычаях.