В комнате наступила тишина, и все, включая камеристку, выжидающе уставились на Эстер. Она обвела присутствующих взглядом и улыбнулась.
– Но я помолвлена с Колином.
– Послушай, Эстер, – настаивала леди Белвиль. – Конечно, Колин очень приятный молодой человек и все мы замечательно к нему относимся, но у него нет денег. Ты можешь прожить всю жизнь в бедности.
– Мы будем жить в этом маленьком домике у реки, – мечтательно проговорила Эстер. – Мы будем очень счастливы, и нам не нужно будет много денег.
– Но ты только подумай, как ты могла бы жить в Лондоне! – умоляла ее мать. – У тебя будет собственная ложа в опере, ты будешь иметь лучшие экипажи для прогулок. Все будут стремиться попасть к тебе на приемы. Ты будешь допущена в окружение самой королевы! А как ты будешь неотразима в знаменитых бриллиантах Мериданов!
Люсинда молча смотрела на свою сестру. Она еще не надела свое подвенечное платье, но шелковое нижнее белье и модный жесткий корсет неприятно сдавливали ее тело. Сверху был наброшен кружевной шелковый пеньюар, белизна и свежесть которого лишь подчеркивали нездоровый цвет ее кожи. Она напряженно прислушивалась к разговору, от которого зависело ее будущее, и лицо ее застыло от волнения.
– Эстер, ну пожалуйста, подумай, от чего ты отказываешься, – умоляла леди Белвиль.
– Мама, ты никак не хочешь меня понять, – отвечала Эстер. – Я люблю Колина и не пойду замуж ни за кого другого. Как я смогу стать женой человека, которого ни разу не видела! Подумай, какое мужество проявляет Люсинда! У меня никогда не было такой силы духа.
Она встряхнула головкой, и золотые локоны рассыпались по ее плечам.
– Господи Боже мой, сейчас уже поздно что-либо менять! – вмешался сэр Эдвард. – Вы сами отлично понимаете, что говорите глупости, Маргарет. Брачный контракт составлен и окончательно подписан.
Леди Белвиль бессильно вздохнула и отошла в угол комнаты.
Люсинда знала, что ее мать просто хочет скрыть выражение разочарования и недовольства. Разочарования, что не ее любимица будет блистать в высшем свете, и недовольства, что именно ее младшей дочери, к которой она никогда не испытывала особо нежных чувств, уготовано такое блестящее будущее.
Понимая, что эта сцена оставила у присутствующих чувство неловкости, сэр Эдвард поспешил вмешаться.
– Уже час дня, – сообщил он, взглянув на часы. – Скоро нам пора отравляться в церковь. Не могу понять, почему его светлость назначил церемонию на столь поздний час – четверть третьего! Может быть, это новая мода? Все умрут от голода, прежде чем доберутся до свадебного стола.