Октавии хотелось отключиться от всего. Она желала только Норри — своего Норри. Желала неистово. Она хотела, чтобы он овладел ею.
Он снова отстранил ее от себя. Почему бы ему тоже не потерять голову? Раньше его ничего не стоило соблазнить.
— Господи, Ви, давай остановимся на этом.
— Нет, рано. — Октавия посмотрела ему в глаза. — Мне уже давно не было так хорошо. Ни разу с той самой ночи.
Его глаза словно превратились в пылающий лед. Норт сдерживал себя изо всех сил.
— Значит, у тебя никого было?
— Никого. — Стены комнаты, казалось, сдвинулись, когда она снова погладила его по щеке. — Только ты, мой любимый друг.
Что-то сразу изменилось. Как будто воздух сгустился. Стало трудно дышать. Навалилась духота. На лбу бисером выступил пот. Окружающие предметы размыло. Только суровая красота Норта оставалась в фокусе. Он смотрел на Октавию, словно чувствуя, о чем она думает, вызывая внутреннюю дрожь. И ей стало понятно: этой ночью он уже не будет глупым и неловким.
В отчаянии Норт попытался сосредоточиться. Безрезультатно! Он резко притянул Октавию к себе, впиваясь в губы. Он желал ее, желал с безрассудством, какого никогда не замечал за собой раньше. Ему нужно было погрузиться в ее влажное тепло, почувствовать, как она обволакивает его со всех сторон, чтобы освободиться от внутренней муки. Напрасно он привел Октавию сюда. Он понял это еще до того, как они ушли с вечеринки. Но он не испытывал сожаления, даже зная, что она невеста другого.
Нет, она еще не невеста. Октавия согласилась обсудить замужество после окончания расследования. Она не носит кольца. Во всяком случае, пока.
Ее стоило привезти сюда хотя бы ради того, чтобы увидеть, как она раздирала на нем одежду, словно кошка, которая пытается добраться до мышки. К счастью, Норту нравилось играть в кошки-мышки.
Только вот не хотелось, чтобы у них складывались такие отношения. Вероятно, Октавия прекрасно понимает, что делает, но он не позволит ей вернуться и спрятаться от того, что произойдет, за пьяной забывчивостью.
Застонав, он оторвался от Октавии, перехватив ее настойчивые руки, и ласково отодвинул от себя. Господи, пошли ему силы! Он не сможет еще раз отказаться от нее. Выдержка изменяла ему.
— Октавия! Не надо.
Губы пунцовые. Глаза широко открыты.
— Почему?
— Потому что я не собираюсь пользоваться своим преимуществом с женщиной в подпитии.
Октавия топнула ногой.
— Я не в подпитии!
Норт чуть не расхохотался в ответ.
— Но очень близка к тому.
— Мне все равно.
— Утром, когда ты проснешься в моей постели, все равно уже не будет. — От одной мысли об этом сердце неистово застучало. — Ты же знаешь: я прав.