— Говорить о том, как все происходило, мне кажется, намного интереснее.
Октавия была слишком взволнована, поэтому не сдержалась, когда поняла, что он дразнит ее.
— Осел!
Он тихо засмеялся. И веселье на его лице сменилось нежностью.
— Это была самая запоминающаяся ночь в моей жизни. И я не забуду ее, не забуду тебя до конца моих дней.
Не забудет? До конца дней? О, как долго она ждала, чтобы услышать это. Но откуда такая грусть? Почему нет радости?
— Я тоже.
Норт криво усмехнулся:
— Тогда, значит, и обсуждать нечего. Нет, есть.
— Норри, я о прошлой ночи…
— Считай, что это вино виновато. Сделай вид, что была немного не в себе, я сделаю вид, что поверил, и мы оба обо всем забудем.
Звучало разумно. И как-то бесчувственно. — Но…
Он остановил ее. У него было такое лицо, что она и сама бы замолчала.
— Ты мой самый лучший друг, и я готов для тебя на все. Но если мы будем продолжать так и дальше, я наплюю на все, кроме того, что ты женщина, а я мужчина. Ты же не хочешь, чтобы это случилось. Не здесь. И не сейчас.
Даже простое глотательное движение потребовало немыслимых усилий.
— Согласна.
Он вздохнул. С явным облегчением.
— Хорошо бы мне получить список любовников твоей матери. Как ты думаешь, сумеешь составить?
— Вполне. — Она нахмурила брови. — Только зачем? Норт поскреб подбородок.
— Мне хочется сравнить его со списком клиентов, который подготовит хозяин лавки. Если твоему обожателю действительно известна правда о твоем прошлом, тогда существует шанс, что он либо один из ее покровителей, либо как-то связан с ними.
Ей захотелось защитить свою мать.
— Вообще-то никакого списка не будет. Мать была очень разборчива, если не сказать осторожна.
— Я знаю. — Он это сказал с сочувствием? Ему было известно, что Октавия терпеть не могла материнских «приятелей». Он знал, как она завидовала, что у его матери только один мужчина. — Хотя большинство не догадывается.
— Но ты-то знаешь? — Октавия не могла не спросить. Необходимость отплатить за его чертово понимание была слишком велика.
Норт слегка наклонил голову, внимательно глядя на Октавию. Его глаза замечали все и ничего не выдавали в ответ.
— О чем думаешь?
Ей не нужно было ни о чем думать. Октавия отвела глаза.
— Всю жизнь мама вела дневник. Я покопаюсь в нем и как можно скорее подготовлю список.
— Спасибо.
Не смотреть на него было еще невыносимее, чем встречаться с его ледяными глазами. Она повернулась к нему спиной.
— Очень сожалею, что пришлось вызвать тебя на откровенность, Норри.
— Я знаю. — Он дотронулся до ее щеки. Ощущение от прикосновения было острым, чуть ли не болезненным. — Мне понятно, о чем ты думаешь, Ви.