Я пошла искать Лима, человека, с которым мне было проще всего говорить. Целитель отдыхал на тюках, прикрепленных к палубе корабля. Он смотрел в пустое небо так, будто что-то там видел.
— Здравствуй, Мирослава, — заметив меня, целитель встал.
Я кивнула в ответ.
— Лим, ты дольше меня находишься в море, скажи, такая погода ничего не предвещает? Может быть шторм или еще что-нибудь?
Целитель пожал плечами.
— Трудно сказать. Был бы я погодным магом, то легко ответил на этот вопрос, а так…
— Меня терзает какое-то странное ощущение… Будто что-то происходит… плохое, — я посмотрела на целителя, в поисках понимания. — Или я зря беспокоюсь? Просто испугалась первого же ветерка, который сильнее обычного?
Лим молча смотрел на меня, что-то обдумывая. В глазах его мелькнула тень беспокойства. Вот так, не хватало только поднять панику и заразить своими страхами окружающих.
— Скажи, Мирослава, помнишь ты говорила про гадальные карты?
— Карты? — причем здесь карты? — А «таро». Да, помню. А что?
Лиммерет слегка замялся.
— Ты пророчица?
Неожиданно пришло понимание: Лим думает, что я умею предсказывать будущее, поэтому насторожился, когда я заговорила о предчувствии чего-то плохого.
— Нет. Я не пророчица, — успокоила я его. — А карты эти просто игрушка. Для развлечения и не больше.
В глазах целителя все еще читалось непонимание.
— Ты все время, стоит у тебя что-то спросить, говоришь, что ничего не помнишь о своей жизни. А сейчас с такой уверенностью утверждаешь, что не умеешь заглядывать в будущее.
Лим прав, при желании меня можно было бы легко уличить во лжи. Но сейчас целитель не собирался этого делать. Он просто констатировал факт. А остальное, то есть правда, пусть останется на моей совести. Я была уверена, что Лиммерет догадывался о том, что я не из этого мира. Он проводил со мной больше времени, чем кто-либо другой, и прекрасно понимал: можно забыть свое прошлое, своих родных, друзей, но нельзя забыть то, что впитывают дети при рождении. Манеру поведения, присущую той или иной расе, манеру говорить, в конце концов даже после очень сильного удара головой невозможно избавиться от наречия характерного той или иной расе. И книга та, дал мне для изучения теорию магических потоков, конечно. Я не так глупа, и прекрасно понимаю, какую цель он преследовал. Только мало, что ему это дало: он так и не смог определить принадлежности моего алфавита. Он переписал некоторые фразы, и я часто заставала его за тем как он ищет аналогии во всех известных ему языках.
— Очень странно, — как-то сказал он. — Наиболее близок наш язык, может быть поэтому мы друг друга понимаем. В написании некоторых букв есть что-то общее… И все же он другой.