Бельской, как следовало ожидать, занял один из лучших домов Серноводска, временно пустовавший за отъездом хозяина, богатого татаринаконнозаводчика. Это был особняк с бельэтажем, хоть и не вполне изящных пропорций, но с классическим фронтоном и колоннами. По двору слонялась челядь - Кискиса вечно сопровождал целый табор лакеев, грумов, казачков.
Встретивший меня дворецкий, которого я знавал еще в столице, был в большущем тюрбане и каком-то балахоне с нашитыми на него золотыми полумесяцами. Из покоев доносился пряный запах курений.
Я оказался в гостиной, убранной по-азиатскому - верней, соответственно представлениям петербургских шалопаев о Востоке: всюду пестрые ковры, подушки, занавеси разноцветного шелка. Мебель отсутствовала, если не считать низких столиков.
Первой я увидел Тину Самборскую, известную в свете красавицу и законодательницу мод. Она возлежала на полу, очень смело одетая в шальвары и нечто кисейное, полупрозрачное, закинув ногу на ногу и покачивая золоченой турецкой туфелькой - было видно голую точеную щиколотку, нарочно выставленную напоказ. Во рту у Тины поблескивал мундштук кальяна.
- Глядите, кто пришел, о повелитель, - выпустив клуб дыма, сказала она равнодушно.
Тина и в Петербурге не проявляла ко мне никакого интереса - ее привлекали кавалеры иного полета.
- Ба-ба-ба! - протянул Кискис (графиня обращалась к нему). - Вот и наш шотландец! Добро пожаловать, милорд!
Он был заправским падишахом - в парчовой чалме, в сверкающем халате и прицепленной пушистой бороде.
На "шотландца" и "милорда" я нахмурился. Чего-то в этом роде я и ожидал, потому и пришел раньше Никитина с Дашей.
В свое время, желая придать себе больше веса, я как-то обронил, что моя фамилия прежде писалась не "Мангаров", а "Монтгаров", ибо по семейному преданию мы происходим от того самого Монтгомери, капитана шотландской гвардии, который на турнире пронзил копьем короля Генриха Второго. (Не нужно осуждать меня за эту фантазию слишком строго - напомню, что сам великий Лермонтов, будучи юнкером, уверял однокашников, будто происходит от испанского герцога Лермы).
- Заткнись, Кис, - раздался ленивый, хорошо мне знакомый голос. - Полно вздор молоть. Ну, Грегуар, дай-ка на тебя посмотреть.
Из-за пышного букета роз, поставленного в огромную фарфоровую вазу, поднялся высокий блондин с правильными, но какими-то очень холодными, словно высеченными изо льда чертами. Это и был Базиль. Предводитель "блестящих" был наряжен янычаром, с небрежно пририсованными усами, однако без головного убора - вероятно, чтобы не портить прическу, которой Стольников всегда придавал большое значение.