– Не знаю, – пожал плечами он, – ты выглядишь совсем по-другому. Понимаю, что это глупо, ведь мы говорим всего лишь о внешности. Но теперь ты обыкновенная темноволосая Барби, каких в Москве толпы.
– Что ты хочешь этим сказать? – нахмурилась Ада. – Тебе кажется, что новый нос меня… изуродовал?
– Мне не кажется, – печально покачал головой Василий, – Адочка, на твоем месте я бы подал на этого хирурга в суд.
Распрощались они сухо. В дверях он долго мялся, оправлял галстук, встряхивал совершенно сухим зонтом – ему было неловко оставлять ее обиженной. Но Аделина попрощалась со спокойной улыбкой, подставила щеку для поцелуя. Она и не думала обижаться. Скорее пребывала в недоумении.
– Дурак он что ли? – вслух сказала она, когда за Василием наконец захлопнулась дверь.
Может быть, он и был дураком, но с тех пор ее триумфальная личная жизнь словно покатилась с ледяной горки под откос. Это было странно, невероятно, немыслимо, но мужчины больше не пытались сблизиться с экзотической черноволосой незнакомкой. На презентациях к ней подходили разве что ради деловой беседы, ей перестали сигналить автомобили, а старший менеджер Геннадий, который уже несколько лет питал к ней тайную слабость, вдруг ни с того ни с сего переключился на Аделинину секретаршу Нинон.
С тех пор прошло четыре года. Ада по-прежнему живет в Сокольниках, одна. Первое, что замечают гости, впервые попав в ее квартиру, – это огромный фотопортрет, висящий над обеденным столом. На фотографии – Аделина «старого образца», молоденькая, улыбающаяся, с ямочками на щеках, растрепанными кудряшками и… Носом. Впрочем – вот странно – Носа гости обычно не замечают. Смотрят на фотографию, улыбаются молодой Адочке и, умильно покачав головой, говорят:
– А какая же ты все-таки в молодости была хорошенькая!
* * *
И вот наступил наконец день, когда помощница Каховича Жозефина обзвонила нас с целью назначить точную дату операции.
Нам с Ксенией предстояло измениться в один день – четырнадцатого июня. Наташа же ложилась в клинику на два дня позже – и все из-за своей привередливости. Дело в том, что в клинике Каховича была только одна палата класса люкс, которая представляла собой стометровое трехкомнатное пространство с двуспальной кроватью, мини-баром, холодильником, огромным плазменным экраном, мебелью в стиле ампир и космической душевой кабинкой. И надо же какая незадача – в начале июня VIP-палата была занята какой-то отчаянно боровшийся со старением поп-певичкой, в очередной раз латавшей отметины времени и бессонных разухабистых ночей.