— Анна Гуляева. Стихи? «Береза над крышей», — вспомнила Таисия Никитична.
— Да. Так назывался мой последний сборник. Вы читали?
— Он у нас был в госпитале. У кого-то из раненых в кармане оказался. Самое у нас любимое вот это было: «Под окном березонька, Родина любимая».
Рассыпая табак, Анна Гуляева вздрагивающими пальцами свертывала новую папиросу.
— Как же так? — растерянно спросила Таисия Никитична.
— А как вы?
— Да нет. Не о том. Такие стихи и… вы здесь?
Затяжка такая глубокая, что папироса затрещала и вспыхнула синим огнем.
Она взмахнула папиросой, как факелом:
— Девичий восторг, вот что такое мои стишки.
— Ну, нет! — Таисия Никитична почувствовала, как у нее запылали щеки от негодования. — Раненые ваши стихи наизусть заучивали.
— Это те, которые кричали: «За Родину, за Сталина!»?
Не уловив в ее вопросе насмешки, а только усталость, одну только усталость, Таисия Никитична горячо возразила:
— Кричали? Ну, конечно. Они же молодые, мальчишки еще почти все. В атаку идут, навстречу смерти, бегут и кричат не разбирая что. А я их другими видела. В госпиталях, когда опасность миновала. Тут они как люди живут, разговаривают, тоскуют и мечтают. Вот тут им и попалась ваша книжечка, а в ней самое желанное. Как там у вас: «Родина милая — дом и березка в окошко глядит»…
Второй окурок полетел в песок.
— Родина! Стишки для детей или для благополучных людей. «Родина милая»! Колючей проволокой опутанная…
— Солдаты не дети, а что касается благополучия…
— Да, но они не знают того чудовищного предательства, которое бросило нас в лагеря. А ваши родные?..
— Нет. Я думаю, ничего они не знают.
Это было сказано так вызывающе, что Анна Гуляева поняла, к какой больной ране она прикоснулась. Вздохнув, она тихо проговорила:
— Я еще не знаю, за что вас загнали сюда, но уверена: ни за что. И все, кто вас любит и уважает, тоже в том уверены. А стишки мои…
Ужина не дали, потому что вновь прибывшие еще с утра получили весь свой дневной рацион. В барак принесли только два бака с кипятком.
— Будем чай пить, — сказала Анна Гуляева.
Она открыла свой чемоданчик, в нем оказался полный набор посуды, сделанной, как видно, из консервных банок. Чайник, кружка, котелок, миски. Мастер, который это изготовил, знал свое дело и любил красивую работу. Каждую вещь он украсил монограммой: «АГ». Наверное, мастер, кроме своего дела, любил еще и того, для кого он все это изготовил.
Таисия Никитична заметила, как пальцы Гуляевой быстро прикоснулись к каждой вещи, будто приласкали. «Да, и мастера, должно быть, любила эта самая „АГ“», — подумала Таисия Никитична.