«Дорогой мой братик Сашенька! Мне пришлось демобилизоваться, так как я вышла замуж за Шагова Ивана Артемьевича, помнишь его? Теперь он старший лейтенант. И у нас скоро будет ребенок. Вот почему меня демобилизовали, и теперь я живу дома, в леспромхозе, куда жду и тебя. Конечно, в Москве тебе куда веселее, а по мне ничего нет лучше нашей тайги. Теперь я тебе скажу главное: если ты еще ничего не написал Семену Емельянову, сыну нашего доктора, то еще и не пиши. Сначала прочитай все, что я описала в письме к нашему Бате. Не знаю, жив ли он, а если жив, то где он сейчас? В том письме я все, что знаю, описала про Емельянову и про ее сына Семена, который нам с тобой теперь как брат. Ты это запомни и письмо ему пошли».
После подписи «Твоя партизанская сестра Валя» были два адреса: леспромхоза, где жила она, и Семена Емельянова.
Отдавая Сашке это письмо, Наталья Николаевна сказала, что оно было вложено в конверт вместе с письмом к Бакшину, и, когда Сашка спросил, что пишет Валя, ему ответили:
— То, что она пишет, это, Саша, очень серьезно. Во всем может и имеет право разобраться только сам Бакшин. Это его дело. Вот вернется и наведет порядок.
Такой ответ еще больше укрепил желание уехать из дома, в котором каждый живет сам по себе и у каждого есть какие-то такие дела, о которых никто, даже самые близкие, и знать не должен.
— Каждый обязан заниматься только тем делом, которое ему поручено. Ты, например, должен учиться, и только учиться. Все посторонние дела надо забыть на это время.
Проговорив это, Наталья Николаевна посчитала разговор оконченным и склонилась над какими-то длинными листами ведомостей. Но Сашка не дал ей заняться делом:
— Ага… Так он, значит, пускай сам по себе страдает в неизвестности.
— Ты о ком?
— Да вот тут в письме, — Сашка взмахнул листками Валиного письма. — Тут радистка наша пишет, что все командиру нашему описала про врачиху, про Емельянову. А вы мне ничего не рассказываете…
— Знаешь что? В этом вопросе предоставь нам самим разобраться. — Наталья Николаевна решительно повернулась к своим ведомостям, и Сашка понял, что разговор окончен.
Он ушел в столовую и там у своего столика еще раз перечел письмо. Не вычитав ничего нового, он начал размышлять. Конечно, взрослые в конце концов все-таки разбираются в своих делах. Сначала все запутают, а потом начинают разбираться. Такое убеждение, основанное на его житейском и боевом опыте, всегда толкало его на самостоятельные действия. Война отняла у него все детские радости, но не оставила времени, чтобы пожалеть об этом. Да он и не считал себя человеком, которого обидела судьба. Люди, случалось, обижали, и, как он сам считал, себе же во вред. Он был уверен, что, будь он около Бакшина, ничего бы тогда с командиром не случилось…