— Чего смотришь-то? Хватай диверсанта! — заорал он, но к Сене, однако, не подступил ни на шаг.
Вахтер спросил:
— Ты тут чего ждешь?
Сеня ответил. Вахтер одобрил:
— Наниматься. Это у нас запросто. Нам рабочая сила требуется. Да ты не стой, садись вот на скамеечку.
Сеня подошел к вахтеру. Тот, соскучившись в одиночестве, рад был перекинуться словом со свежим человеком, который не знал даже, кто такой Кошечкин. Кроме того, вахтеру хотелось покурить, а табаку не было, и он надеялся перехватить на завертку у этого парня.
— Сбрындил он еще до войны, в тридцать восьмом году. Или чуть позже. Тогда у нас в тарном цехе много отходов скопилось. Куда их? Решили спалить. А он, Кошечкин-то, увидел огонь, да и взбрело ему в слабую-то башку, что это пожар. Диверсия. Да еще в его дежурство. Ну и сбрындил. Да ты его не бойся, сейчас он дурак не опасный. Видишь, у него даже и свисток звуку не дает? У тебя закурить есть?
— Не курю я еще.
— Плохой, выходит, ты беседошник. Ну, дожидайся.
Он посмотрел на небо, зевнул и ушел на свое вахтерское место изнывать от безделья. Сеня ждал.
Взревел над заводом гудок, и сейчас же из конторы выбежал Юртаев и сказал раздраженно:
— Ничего, Семен, у нас пока не получается.
Сеня встал и пошел рядом с ним. До него еще не дошел тяжелый смысл сказанного. Кроме того, он просто не ожидал отказа. Он хочет работать, и никто не имеет права в этом ему отказать.
Так он думал и ждал, когда Юртаев подтвердит это. Но он услыхал:
— Черти, перестраховщики!
— Ясно, — проговорил Сеня.
— А ты, Сенька, не унывай.
Сеня невесело усмехнулся:
— Ладно уж тебе.
— Да ты что? Ты не думай, будто я утешать тебя взялся. На черта нам это надо! Я говорю, мы это дело все равно пробьем, а ты от своего не отступай.
Гудок замолчал.
— Завтра приходи к нам домой, без всяких, мы там всем гуртом потолкуем и что-нибудь надумаем. Приходи. И девчонку эту, Асю, приводи. Она хорошая. Придете?
— Не знаю.
— Ты что, обижаешься?
— Да ты что!.. Просто не ожидал я.
— Ну, смотри. Нам драться до победы! — Пожав Сенину руку, Юртаев побежал к проходной.
Попрощавшись с Юртаевым у проходной, Сеня долго шел улицами большого рабочего поселка, очень оживленного в этот час, когда ночная смена спешила на работу. Здесь все знали друг друга, и у всех были свои заботы и свои интересы.
И было удивительно светло, совсем как в Ленинграде во время белых ночей. Да разве что-нибудь может быть так, как в его городе — прекраснейшем на свете? Раньше он думал: наступит мир, и все снова соберутся вместе, в свои дома, и снова продолжится жизнь, прерванная войной.