Старики-могильщики переглянулись. Один из них испустил густой махорочный вздох и хриплым, простуженным голосом проговорил:
— Баб от нас отделите. Не можем мы с ними в дальнейшем.
Проговорив это, он застыдился так, что у него даже покраснела шея.
— Не бабы, а женщины, — строго поправил Ю. Рак.
— Они сейчас свой сезон откроют, — торопливо заговорил второй могильщик. — Это они зимой действительно женщины. Зимой они ничего. А как весна, так они начинают взбрыкивать. По веснянке-то. Вот и выходит — бабы.
А третий — маленький, кривоногий — ничего не говорил, а только стыдливо хихикал в испачканную свежей глиной шапку.
Тут поднялись бабы-могильщицы — большие, темнолицые, толстогубые. От них тоже пахло землей и махоркой.
— А не стыдно вам, мужики, при всех-то?
— Какие они мужики: ни вкусу, ни навару.
Кривоногий взмахнул шапкой и радостным голосом заорал:
— От старой-то кости самый навар!
— Ох, чтоб тебя, собачий огузок. Смотри, как бы я тебя не задавила в истоме-то.
— И задавишь, — восторженно вскрикнул кривоногий. — Она, гражданы, задавит!..
— Хоть бы им какого помоложе, — прохрипел простуженный. — Одного бы хоть на всех.
— Народ! — Ю. Рак поднял жирную ладонь. Дождавшись тишины, заложил руку за борт кителя и величественно продолжал: — Отставить половой вопрос. У нас на повестке производственный. Проблема.
В это время в воротах показалась похоронная процессия: лохматый человечек, впряженный в двухколесную тележку на толстых шинах, тащил гроб. Трудно ему приходилось, этому лохматому. Так он неистово сучил тоненькими ножками и так извивался в оглоблях, что походил на муху, попавшую в тенета.
За тележкой шло немного народу — несколько старух, беременная женщина-фронтовичка и две девушки. Одна очень молодая, другая постарше. «Сестры», — решил Сеня, хотя они нисколько не были похожи. Но существует какое-то внутреннее неуловимое сходство, которое безошибочно позволяет угадывать близкое родство. У младшей гуще черные брови и глубже голубые глаза. При ходьбе она острыми коленками подбрасывала подол своей юбочки и, совсем как девочка, держалась за руку фронтовички.
Именно эта молодая женщина в солдатской одежде привлекла Сенино внимание. Невысокая, плотная, она неторопливо шагала за тележкой, недоуменно поглядывая кругом. Недоуменно и, пожалуй, требовательно, как будто спрашивала: «Кто тут смеет помирать в такое время?..»
Она и на Сеню посмотрела очень требовательно, и ему даже показалось, будто она удивленно подняла брови. Наверное, просто показалось, потому что она сразу же отвернулась и поправила новенькую пилотку на пышных волосах.