— Вот, Саня, тебе попутчик. Илья Егорыч. Он тебя и доведет до самого твоего леспромхоза.
— Здравствуй, Александр-воин, — проговорил Илья Егорыч. — Да ты, гляди-ка, кавалер! — Он осторожно щепотью дотронулся до медали, как бы попрочнее утвердив ее на Сашкиной гимнастерке.
Утром следующего дня они сошли на маленькой станции, спустились к неширокой таежной реке. Перебрались через нее и почти целый день шли то лесными еле заметными тропками, то старыми, заброшенными лесовозными дорогами и к вечеру добрались до леспромхозовского поселка, раскинувшегося на крутом берегу большой реки.
— Вот тут она и проживает, твоя радистка. — Илья Егорыч остановился у одной избы и крикнул: — Есть кто дома? Хозяева, герой прибыл, встречайте!
Из окошка, затянутого марлей от комаров, кто-то выглянул, в избе раздался звонкий выкрик и мягкий торопливый стук босых ног. На крыльцо выбежала Валя.
— Сашка, — радостным недоверчивым шепотом проговорила она, осторожно спускаясь по ступенькам. — Приехал, братик мой!..
Непонятное смущение охватило Сашку. Он привык видеть Валю — подтянутую, стройную девчонку, почти свою ровесницу. Он, солдат, разведчик, тогда даже поглядывал на нее с некоторым превосходством, а сейчас смутился неизвестно от чего. В цветастом домашнем халате, босая, растрепанная, она казалась повзрослевшей лет на десять, хотя прошло немногим больше полугода, как они расстались.
Не замечая его растерянности, Валя обняла его, прижала к своему большому, по-матерински теплому и мягкому телу, совсем как очень давно, еще в той, не разрушенной войной жизни, обнимала его мама, утешая или прогоняя детские страхи и обиды. И сейчас он, совсем как маленький, судорожно задохнулся и сделал несильное движение, пытаясь освободиться, но Валя не отпустила его. Ничего не говоря, она только гладила его волосы и плакала, утирая глаза его пилоткой, которую она сама же подарила ему при расставании.
— А-яй, вояки! — воскликнул Илья Егорыч не то укоризненно, не то восхищенно. — И как это вы, такие, немца побили? А-яй… Ну, значит, теперь я пошел… Дома-то меня дожидаются.
Он и в самом деле помахал рукой и ушел.
— Отдохнул бы, — наконец выговорила Валя, отпуская Сашку, и, нисколько не стыдясь своих слез, добавила: — А я Шагова вспомнила. Как тебя, Саша, увидела, так все и вспомнила. Все наше: и хорошее, и злое. На всю жизнь это теперь у меня. Воспоминание. Война кругом, а у нас любовь. На всю жизнь… Ну, пошли в избу. Пошли. Устал ты от всего этого.
Узнав, что Сашка еще не виделся с Емельяновым и должен немедленно к нему ехать, Валя распорядилась по-своему: торопиться ему некуда и незачем. Все, что она сама знала про Таисию Никитичну и о чем говорила с Шаговым, обо всем написала Семену и уже получила от него ответ. Он живет у хороших людей, работает на заводе, осенью поступит в вечернюю школу. О матери он ничего еще не знает. Тут должен помочь только один Бакшин. Он все знает доподлинно, но почему ничего не говорит, этого Валя не могла ни понять, ни сказать. И Сашка тоже ничего не мог ей объяснить, хотя и разговаривал с Бакшиным и даже отваживался обвинять его в бездействии.