Вдруг ему показалось — ну, конечно же, только показалось, — будто и самого его радует, что так удачно все получилось, сгорели все заботы и волнения. Стихия — с нее и спрашивайте… «Придет же в голову такая чертовщина! — испуганно подумал он. — До чего человека довели…» Не сам же он докатился до такой преступной радости.
Вскипев негодованием, начхоз спустился со ступеньки на землю и строевым шагом приблизился к оперу.
— Стихия? — вопросительно проговорил он и, отчего-то вспотев, спросил, как бы между прочим: — А возможно, умысел?.. как полагаете?
— Идите, занимайтесь своим делом, — строго ответил опер.
— Как вам угодно, — поник начхоз и, отдаляясь, услыхал такой разговор:
— Вот дурак-то, хоть и полковник, — проговорил опер.
— Да, действительно… А ведь как-то воевал, ордена хватал…
— А ты на фронте дураков не встречал? Полковник образца сорок первого года.
Этот разговор окончательно добил начхоза, хотя опер наврал: полковника он получил перед самым концом войны. А до войны служил начальником вохра на военном заводе и звание имел — младший лейтенант.
Пожар потушен, и пожарище надежно засыпано песком. Все разошлись, только запах гари да пепла остался от всего недавнего величия. Все развеялось, как дым на ветру, вот это обстоятельство особенно и угнетало оскорбленного начхоза. Глядя, как над пожарищем по сырому песку струятся светленькие ручейки пара, он жаловался своему другу бухгалтеру:
— Нет, ты сам подумай: я кто? Полковник! А он меня дураком выставляет.
— Это значит, сам он дурак и есть, — утешительно заметил бухгалтер.
— Ну, это ты брось! — вспылил начхоз. — Дурака в начальники не произведут. Выкинь из головы, а то… я ведь не погляжу, что ты мне друг…
Но эта угроза нисколько не испугала бухгалтера и даже не заставила его замолчать, а наоборот, только еще пуще воодушевила. Вполне резонно он возразил, что теперь не то время, что повсеместно разоблачен культ личности, даже такие есть сведения, и очень даже достоверные, что и сам Берия арестован, главный тюремщик. Вот и выходит, такое время пришло, что человек перестал бояться.
Выслушав речь своего друга, начхоз ненадолго задумался, так что бухгалтер решил, будто разговору этому, по его мнению, совсем лишнему, подошел конец и что самое теперь время пойти и выпить как следует. Но тут начхоз, как бы воспрянув, спросил, простирая руку в том направлении, где только что находился портрет:
— Так, значит, нет теперь личности?
— Нет! — торжествующе подтвердил бухгалтер.
— А культ? — снова спросил начхоз.
— Культ, — бухгалтер усмехнулся, — это, как грипп: вроде нет его, а он вдруг и объявится.