— Так вот, я в своем письме написал я готов подтвердить, что сегодняшнее объективное благополучие завтра может обернуться срывом всего плана, — решительно проговорил Сеня.
— Мы что же, по-вашему, совсем слепые? — не выдержал начальник управления.
Но Бакшин остановил его, подняв руку с платком. Можно подумать, будто он выкинул белый флаг. Сдается или предлагает мирные переговоры. Такая озорная мысль мелькнула, наверное, не только у одного Сени.
Он взглянул на Бакшина и встретил его доброжелательный и любопытствующий взгляд. Так может смотреть любящий дед на проказливого внука, ожидая, какую еще штуку тот выкинет. Этот взгляд только ненадолго смутил Сеню. Он хорошо знал крутой и не признающий преград нрав Бакшина и, может быть, поэтому нисколько не поверил в доброжелательность. Ирония, скорей всего, и сознание своей силы и власти.
Что бы это ни было, Сеня решил высказать все до конца. И он сказал все, что хотел, не пропустив ни одного пункта из того обвинительного заключения, которое уже давно и доказательно было изложено в его письме. Просчет был заложен уже в самом графике строительства. Комбинат строили хорошо, добротно, а бытовые объекты медленно или совсем не строили. Рабочих и сейчас не хватает, а когда будет пущена первая очередь, то окажется, что работать-то некому.
— Человеку нужен дом. Жилье. Тогда и комбинат, и неприветливая тайга покажутся ему родным добрым домом. И он сто раз подумает, прежде чем уйти из этого дома. Это только бездомному легко собрать чемодан и — айда на другую стройку. Его везде примут. Он — строитель. И он достоин нашей заботы, потому что уже за все заплатил и еще заплатит и торговаться не станет, — отдаст, сколько спросят, да еще и от себя добавит. Вот тогда никого не придется призывать на сверхплановые подвиги.
— Хорошо говорят у вас в Сосногорске, — все еще доброжелательно произнес Бакшин. — Красиво.
Но и это явно ироническое замечание теперь уже нисколько не смутило Сеню, даже наоборот, оно придало ему больше уверенности. «Красиво! — не очень-то почтительно подумал он. — Вот сейчас будет вам красота!»
— Красиво говорят, — повторил Бакшин.
Но, услыхав чей-то одинокий угодливый смешок, он недовольно одернул, пророкотал:
— Ничего смешного в этом нет.
И этим своим грозным замечанием совсем покорил Сеню и заставил его вспомнить мамино утверждение о том, что Бакшин — человек высокой чести. Но тут же вдруг вспомнились гневные Асины слова о «старом зле». Только так она и называла все, что связано с Бакшиным. Высокая честь и старое зло — как могут в одном человеке совместиться эти две противоборствующие силы?