До станции метро «Алексеевская» от дома Марго я доехала быстро, вышла на улицу и тут же попала в объятия Германа:
– Маша! Машенька, ты приехала!
– Приехала... как я могла не приехать – после твоих горячих писем? – улыбнулась я, вспоминая, как весь этот месяц мы переписывались, становясь все более откровенными.
– Идем, прохладно. Я заказал столик, сейчас пообедаем, а потом решим, чем заняться.
В ресторанчике не было народа, это сразу бросилось в глаза. Хотя – будний день, возможно, поэтому. Нас провели в отдельный кабинет, мы сели, и Герман взял меня за руку:
– Маша... ты пока не говори ничего, ладно? Я скажу...
– Да, скажи, я тоже послушаю, – как гром среди зимы прозвучали слова Кости, вошедшего в кабинет в сопровождении Гоши и еще двоих охранников.
Я застыла на диване, отказываясь верить в происходящее – как он меня нашел?! Как вычислил?!
– В чем дело? – спокойно спросил Герман, и я удивилась – мало кто мог сохранять спокойствие и равновесие в беседе с моим супругом, находившимся в крайней степени возбуждения.
– А дело, Герман-джан, в том, что сидишь ты за столом с моей женой, а я не люблю делиться, – сузив глаза, сообщил Костя. – Так что давай-ка выйдем и обсудим, как так вышло.
Я отметила, что даже имя он знает... Значит, кто-то все-таки следил за тем, куда я поехала. И словно в подтверждение моих слов, Костя вынул из кармана несколько смятых листков, испещренных печатным текстом, и кинул на стол:
– Ишь, голуби влюбленные! Письма они пишут! А с тобой, тварь, дома разберусь! – Это относилось ко мне, разумеется. – Выходи, я сказал!
Герман встал, и я вдруг кинулась следом, хватая его за руки:
– Не надо! Я тебя прошу – не надо, он...
– Перестань, Маша, все в порядке, – мягко ответил он, освобождая руки. – Я разберусь сам.
Но разбираться не пришлось – едва Герман вышел из кабинета и повернулся лицом к моему мужу, как Костя спокойно достал из-за пазухи пистолет с глушителем и выстрелил ему в грудь – раз и второй. Герман упал, заливая пол кровью, я рухнула на колени рядом с ним, понимая, что следующая пуля, скорее всего, моя, но выстрела не последовало. Я подняла глаза – Костя стоял прямо надо мной и в упор смотрел мне в лицо.
– Даю тебе неделю. Побудь тут, очухайся – и домой. И не дай тебе бог не вернуться в Бильбао – привезут силой, и тогда пощады не жди. Поскольку ничего не было – я прощу тебя. Но теперь живи и оглядывайся.
Он наклонился, взял меня за подбородок, поцеловал в губы и развернулся к своим:
– Поехали отсюда.
Я так и осталась стоять на коленях на мраморном полу ресторана. Сколько времени прошло, я не понимала, не обращала внимания на приехавшую опергруппу, на каких-то людей, суетившихся около трупа. Герман погиб – нелепо, глупо, из-за дурацкой случайности. Просто некоторые так и не научились удалять почту из компьютера... И теперь я виновна в его смерти, я убила человека, который полюбил меня и хотел спасти.