– Скажу, что охрип, не могу петь, – проворчал тот.
– Отлично. Делай из себя красотку, да чтоб комар носа не подточил.
Два часа понадобилось Валере для создания образа неотразимой девушки. Перво-наперво при помощи Димы он накрутил на бигуди волосы, затем тщательно удалил кремом волосы с лица (к счастью, на подбородке их практически нет), с рук и ног, с груди. Он основательно наносил макияж, сооружал прическу, а Дима режиссировал:
– Смотри, Баклажан...
– Называй меня Валерия, – огрызнулся тот, – чтобы не оговориться.
– Не волнуйся, я пока при памяти. Ты можешь совать нос всюду, девчонки любопытные, больше слушай, а потом в подробностях пересказывай мне. Смотри, артист, не переборщи. Не хохочи, не мигай глазенками как дурак, а то я замечал это за тобой. Базарь только по существу. И вот такие телодвижения не делай, так голубые ходят, а не девчонки.
Он прошелся, виляя задом и корпусом, получилось грубо.
– Я никогда так не хожу, – набычился Валера. – На себя посмотри, вырядился, как жлоб. Такая интеллигентная девушка, как я, сроду не заведет себе подобного урода.
Дима посмотрелся в зеркало. Кожаная куртка отца Валеры тесновата, под курткой футболка ядовитого зеленого цвета, на шее серебряная цепь со здоровенным крестом, на голове черная с белыми знаками бандана, черные очки придали лицу загадочно-свирепый вид. Дима остался доволен:
– Классный видок. А вот у тебя не все в порядке. Шея не того.
– У меня красивая шея, длинная, так все говорят.
– Не спорю, возможно. Но немного кадык выпирает.
– Извини, отрезать не могу.
– Шарфом замотай! Всему учить надо. Мы не на карнавал собрались. Готовы?
– Димыч, ты организатор банды, – ворчал Валера. – Нас в тюрьму посадят, а я в тюрьму не хочу.
– За нетрадиционную ориентацию не сажают. Баклажан, на кой тебе чемоданы? – вытаращился Дима.
– Не должна же я ходить в одном и том же! – рыкнул на друга тот. – Кто поведет машину? У меня маникюр не высох. Еще я должна войти в роль...
– Я поведу, – решительно сказала Света.
– Вы утверждаете, что давно перестали встречаться с Германом Феликсовичем, почему же поехали к нему? – допытывалась следователь, миловидная и молодая, но с ничего не выражающими рыбьими глазами женщина.
– Он просил меня приехать, сказал, что нашел убийцу отца, – вяло ответила Рита. Ей нездоровилось, а пребывание в СИЗО совсем подточило силы.
– Вы утверждаете, будто вас пытались убить. Как это происходило?
– Я уже рассказывала.
– Отвечайте на вопросы.
Вопросы, вопросы... Их слишком много, они бестактные и унизительные. Если бы Рита могла на них ответить, если бы сама знала, кто ее топил, как убили Германа, почему он написал два слова, одно из которых ее имя. Что он хотел этим сказать? Главное, Рита не может ничего предпринять, не может защититься.