В гостиной Евгения Павловна изнывала, стараясь поддержать скучный разговор с двумя пожилыми дамами и в то же время удерживать подле себя мужское общество. Вдруг, словно на помощь ей, вошла Дьякова.
— Душечка, Елена Семеновна, побудьте с нами, садитесь! — радостно воскликнула Евгения Павловна.
Несколько мужчин быстро, как на пружине, вскочили с мест и подвинули Дьяковой стулья и кресла. Она опустилась в кресло и стала обмахиваться веером.
Это была красивая брюнетка, лет двадцати семи, полногрудая, высокая, с алыми губами и матовой кожей. Если прибавить к этому, что она третий год вдовела и обладала изрядным состоянием, то не покажется удивительным, что несколько человек из числа находившихся в кабинете, оставив пунш и товарищей, перешли в гостиную, а бывшие в гостиной мужчины как-то подтянулись, глаза их замаслились, и на лицах их расплылась улыбка.
Дьякова отлично понимала настроение окружающих и, обмахиваясь веером, заговорила тоном капризного ребенка:
— Дорогая Евгения Павловна! Мужчины несносны… Они умеют только ухаживать, говорить пошлости и ничего занимательного. Я пришла отдохнуть с вами.
Горянина снисходительно улыбнулась.
— Вы жестоки к ним. Я, как хозяйка, должна заступиться за моих гостей. Господа, вы обязаны сейчас же увлечь нас беседой, — обратилась она к мужчинам.
Молодой товарищ прокурора (из лицеистов) поправил на носу пенсне, выпятил грудь и картаво произнес:
— Но, уважаемая Евгения Павловна, такое оскорбление… и всем сразу! — он развел руками. — Елена Семеновна не в духе и за это…
— Да, я не в духе, — заговорила, перебивая его, Дьякова, — сегодня я целый вечер только и слыхала у вас какие-то юридические разговоры.
— Влияние профессии, — засмеялся адвокат.
— Позвольте, — выступил из толпы военный юрист, — вы несправедливы. Если бы вы, например, прислушались к теме, которую мы только что дебатировали в кабинете, то непременно заинтересовались бы, хотя она и юридическая.
— Отчасти, — сказал молодой капитан.
— Что же это за тема? — спросила Дьякова.
— Ну, послушаем, — пропела Евгения Павловна.
— Вот видите, — оживился юрист, — извольте послушать. — Он изящно оперся о спинку кресла, в котором сидел молодой товарищ прокурора, и, слегка покачиваясь, заговорил: — Уважаемый Петр Станиславович, — он указал на стоящего поодаль полного пожилого господина с бритым лицом, — уверяет, что в настоящее время почти нет скрытых преступлений.
— Это что значит? — спросила Дьякова.
— То есть таких, которые совершенно остались в полной тайне.
— Как же мы о них можем знать, если они остались в полной тайне? — спросила Дьякова, снова обмахиваясь веером.