Очерки (Максимов) - страница 28

От таких невзгод засоряются малые и большие реки, накопляются под водою те коряги и каржи, на которых, как на острых ножах или зубьях, разрезают бока и дно другие дорогие суда с ценным грузом, заедаются канаты, останавливаются новые плоты, самое русло рек заиливается и уровень воды понижается. Ни рыбы половить без того, чтоб не перервать или не потерять сети, ни плоты спустить, чтобы не ловить потом россыпь до изнеможения сил и истощения всякого человеческого терпения.

Вода привела нас к новому предмету промысла и торговли и продукту продовольствия, какова рыба. Немудрено было догадаться и подсмотреть, что одни приходят в реки на время, другие в них остаются круглый год, одни ищут теплой воды в верховьях рек в глуши дремучих лесов и, сделав указанное природой дело, возвращаются обратно в море. Непокидающие рек выбирают в них любимые места: либо бродят по раздолью и на свободе по руслам, либо ложатся на дно и кончают на время зимы свои передвижения. По рыбьим привычкам и способы ловли. Последние замечательны тем, что остаются такими же, как были в глубокую старину (исключений очень немного) с переменою лишь названий. Самый употребительный, вполне соответственный общинной форме быта, потребовавшей, чтобы, если земля — достояние общее, то и вода должна быть таковою же, — изстаринный ез или яз, который зовется по лесам Костромской губернии сежем, по Волге — забойкой, перебойкой, заколом, на Урале — по-татарски учугом, а в северных реках попросту и совсем по-русски забором, который представляет собою сплошной частокол или тын, забитый в речное дно, чтобы запереть ход рыбе и загнать ее в сети (морлы, нёрши, мережи и т. д.).

Как только славяне внедрялись в лесах, тотчас же заводили ловища и развешивали по деревьям перевесища, как делала это, по летописным свидетельствам, княгиня Ольга. Одновременно с этим поселявшиеся на озерах сначала и на реках потом заводили тони, строили езы и пускали в дело всякие рыболовные снаряды. Промыслы эти до сих пор в лесистой России, в местах, где дают богатую добычу, соперничают с земледелием и заставляют бросать соху или навсегда, или на то время, пока обеспечивают существование. При неблагоприятных для промысловых случайных условиях (как случилось, например, в 1854 и 1855 годах, когда англичане держали в блокаде берега Белого моря) лесные жители снова принимались за свое коренное занятие земледелием и увеличивали число запашек. Впрочем, во всяком случае, в здешних местах земледельческий труд является лишь побочным, подспорным занятием к главнейшим лесным ремеслам. Хотя они в северной половине лесной области находятся в самой первобытной форме и очень неразнообразны, тем не менее занимают наибольшее количество рабочих сил. Здесь мы встречаем лишь только рубку и сплав леса, сидку дегтя и гонку смолы да судостроение (вплоть до верховьев Северной Двины). К югу от места слияния Юга и Сухоны лесные промыслы начинают разнообразиться: приготовляют деревянную посуду на крестьянскую руку и различные экипажи (около Красноборска из черемуховых корней плетут шарабаны, около Вологды делают сани). В значительной степени распространено тканье рогож и плетение кузовов из бересты. К лесным изделиям являются подспорьем ручные ремесла: плетение кружев, тканье холста и полотен, обделка щетины и проч. И чем далее к югу, тем лесные промыслы наиболее разнообразятся, достигая полнейшего развития в лесах Вятской и Костромской губерний и в ближайших к берегам Волги.