Ни секунды не задумываясь, Настя без запинки произнесла:
– Человек зачат в грехе и рожден в мерзости, и путь его – от пеленки зловонной до смердящего савана. Всегда что-нибудь есть.
– Умница! – восхитился Гордеев. – Ты что, весь роман наизусть помнишь?
– Нет, – улыбнулась Настя. – Только эту фразу. Но ведь и вы ее запомнили. Видно, у нас с вами избирательность одинаковая. Что же удивляться, в одной конторе работаем.
– Верно, – согласился Виктор Алексеевич. – Так вот, Стасенька, слушай меня внимательно. Виталий Евгеньевич Ковалев меня очень обидел. Лично меня. Кроме того, он пренебрежительно отнесся ко всем нам. Более того, он пытается укрыть от правосудия опасного преступника. Частично в этом есть, может быть, и наша вина. Мы не хотели задерживать Шумилина, пока не получим убедительных доказательств. Я всегда хотел, чтобы мой отдел работал филигранно и честно, чтобы мы никогда не ссорились ни со следователями, ни с прокурорами. Долгое время нам это удавалось. За последние годы на нашей совести нет ни одного задержанного, которого пришлось бы выпускать через семьдесят два часа. Я старался набирать в отдел тех, кто обладает профессиональным мастерством или умеет учиться. У нас было много ошибок и промахов. Но главное наше достоинство в том, что мы умеем эти ошибки и промахи вовремя видеть и не опаздываем их исправлять. Мы все умеем критически относиться к тому, что делаем, мы без конца пытаемся опровергнуть сами себя. Это – тот стиль работы, за который я бился и боролся долгие годы. И я своего добился. Поэтому наш отдел – самый дружный. Поэтому мы никогда не ссоримся друг с другом. То, что у других называется критикой, у нас зовется взаимным анализом. Я все это тебе говорю не потому, что ты этого не знаешь. Ты понимаешь это, может быть, даже лучше меня. Я хочу, чтобы ты почувствовала, как глубоко меня оскорбил Ковалев, он оскорбил мою идею, мое детище, мой главный приз в этой жизни. Он воспользовался нашей профессиональной честностью. Последний удар, после которого я принял решение, он нанес вчера. Нанес не мне, а моей семье, моему тестю, который не рвется зашибать доллары, оперируя западных миллионеров, а хочет лечить своих сограждан. Мое терпение истощилось, Стасенька. И я очень на тебя рассчитываю.
Такой неподдельной боли, такой искренней горечи Настя никогда в голосе начальника не слышала. Гордеев между тем продолжал:
– И губернатор Вилли Старк был прав, всегда что-нибудь есть. Я не верю, что человек, которому наплевать на правосудие, на чужие жизни и на собственного ребенка, мог прожить жизнь честно. Я не верю. И потому я надеюсь, что найду средство, которое его остановит. У нас нет ни сил, ни времени искать это средство самим. Не будем забывать, что речь идет о человеке, занимающемся политикой. А это означает, что у него есть враги или, если хочешь, политические противники, которые нужным нам средством уже заранее вооружились и ждут подходящего часа. Просто так они нам свое оружие не отдадут. Отобрать его силой мы не можем, нас сейчас никто не боится. Остается один выход. Я надеюсь, ты меня поняла. И есть человек, у которого нужное нам оружие против Ковалева наверняка имеется. Это сотрудник аппарата парламента Борис Васильевич Рудник.