Дитя северной весны (Вулли) - страница 5

В словах Бригит было больше гордости, чем злости, а голос на мгновение стал так похож на голос ее кузена, что я могла бы поклясться, что слышу его самого.

— Именно так обычно говорил Кевин… — Мои глаза наполнились слезами, и я резко моргнула, пытаясь скрыть свою слабость.

— И он иногда бывал прав. — Она успокоилась и подошла к кровати, где были кучей свалены мои вещи, которые я намеревалась забрать с собой на волю. — Но бежать бессмысленно. Тебе прекрасно известно, что в лесу никто не может уцелеть. Нас съедят звери, или поймают разбойники и продадут в рабство, или случится что-нибудь похуже. — В ее зеленых глазах мелькнул ужас, она вздрогнула и перекрестилась.

Предположение Бригит, что она должна бежать со мной, было вполне естественным. В любое другое время я бы улыбнулась такой преданности, и даже сейчас напряжение стало ослабевать вопреки моему состоянию.

— Боже упаси, чтобы я позволила тебе совершить подобную вещь, Гвен. Если ты действительно против этого брака, скажи отцу. Ты же знаешь, что он не будет принуждать тебя выходить замуж за того, кто тебе противен, хотя ты и принцесса.

Тут наружу выплеснулись горячие слезы злости, разочарования и горя, и Бригит заключила меня в объятия и позволила мне выплакать страдания на своем крепком плече. Мы обе вспомнили о том, другом случае, когда я так же рыдала, но ни одна из нас не заговорила о нем. Эта ночь была и без того достаточно горькой, чтобы ворошить прошлое, — былое горе лучше не тревожить.

Когда первая волна чувств выплеснулась наружу, на меня напала икота, и, выудив из передника платок, Бригит молча вручила его мне. Я вытерла глаза и, повернувшись к окну, уставилась на крепость.

Как и большинство римских сооружений, она была наполовину разрушена; вся в заплатках и трещинах, брошенная на произвол судьбы. Обычно мне не нравились подобные места, но здесь помимо прочих строений была двухэтажная башня, расположенная в стороне и отведенная под так называемые «женские помещения», когда при дворе появилась Лавиния. Из верхней комнаты открывался прекрасный вид на озеро и горы, поэтому всякий раз, когда двор моего отца находился в Эмблсайде, я устраивалась в башне, подобно ласточке, возвращающейся в свое излюбленное гнездо.

Сегодняшней ночью озеро Виндермер безмятежно раскинулось, сверкая серебром, а над ним неярко светил молодой месяц. В тишине рыба оставляла рябь на воде, и до меня долетело кряканье утки, сзывавшей утят. Где-то в деревне ребенок пытался загнать в курятник старую шумливую курицу. Мне вспомнилась одноглазая курица, которая обычно хлопала крыльями и кудахтала, когда я шиканьем загоняла ее на насест в курятник в Паттердейле, и острота такого бесхитростного воспоминания грозила новыми слезами.