«Вы же, Михаил Сергеевич, мужчина, вам легче: гаркнули, кулаком по столу треснули — хулиганы юные, как осиновые листы — дрожат!» Ага… Дрожат-то дрожат, только ж это опять все по-женски, на эмоциях, без всякого проблеска разума или уважения к законам. Сначала кулаком по столу, потом — по хребту, потом… потом куда? Правильно, на скамью подсудимых. А ежели сам недоросль чего-нибудь такое натворит — так инспектор по делам несовершеннолетних чаще всего тоже женщина… как и следователь, и судья… Вот, кругом один феминизм получается! Хорошо это? Вряд ли, особенно — для мальчишек, у которых — очень у многих — и отца-то никогда в доме не бывало, одна мамка. Так что насчет воспитания… это еще как посмотреть!
– Как вообще, работа-то? — спросил-таки парней Миша.
Те улыбнулись. Мокша мотнул головой:
– А ничо! Робить можно. Нам тиун за тебя купу скостил — так что теперь не торопимся, делаем справно.
– Да уж, — поддакнул Авдей. — С такой-то работой можно и лет пять в закупах провести. И долг отдать, и скопить «кун». Свободным человеком, оно, конечно, вольнее… но без покровителя худо. Думаю, зиму осмотримся, а там видно будет… У Онциферовичей где-то в дальних землях погосты есть — вот бы и нам туда, своеземцами на починки. Расплатимся — сами себе хозяева, тогда и жениться можно.
Михаил, услыхав про женитьбу, растянул губы:
– Хорошее дело!
Значит, все пока в порядке у парней, вот и славно. А тиун-то, смотри-ка, скостил купу… Ну а как же?! Что, Михаил дело не делает? Еще какое!
Пока разговаривали, уехал со двора Ростислав — слышно было, как заржал у ворот конь, как пес Трезор заблажил, залаял. Вот уж верный псинище, за хозяйское добро кому хошь перегрызет горло.
Выбежали с крыльца отроки — веселые, умытые, причесанные — «дядько Мисаиле, пойдем-ка гулять скорее!»
Ну, гулять так гулять — Мише-то что? Еще и лучше. Около усадьбы Мирошкиничей, на Прусской, покружить бы… может чего б от кого вызнал бы?
– Не-а, на Прусскую не пойдем, — неожиданно запротивился Борис. — Давайте лучше на Лукину, на Синичью гору, там красота — ужасть!
– Да, да, на Синичью, — тут же поддакнул Глеб. — Там и яблоки, там и сморода!
Михаил улыбнулся:
– Так яблок-то нет еще!
– А сморода есть — мы едали уже, скажи, Бориска?
– Да, дядько Мисаил, едали. Так идем? — парнишка подкинул в руке ножик — небольшой, красивый, серебристый, с красной узорчатой ручкой — наверняка из батюшкиного гостинца. Хороший ножик, острый, наверное. Впрочем, черт с ним.
Миша только рукой махнул: ну, что с парнями поделать? На гору так на гору.
Лукина улица оказалась широкой, как и все — мощеной, а попробуй-ка, не вымости, так по весне-осени в грязище вместе с конем утонешь, не вытащат! Вот и мостили все, тщательно, на совесть, потом ремонтировали, следили, перемащивали, в общем, мостникам работы хватало — уважаемые люди. Вот бы и парням туда, Мокше с Авдеем, куда уж лучше, чем на дальний погост в починки. А почему бы и нет? Парни они рукастые, труда не боятся… Вот только бы не оказались «мостники» настолько замкнутой корпорацией, чтоб со стороны ну никак не пробиться. Не должны бы, чай, не бояре же!