— Зачинщица — Бланш, — пояснила она.
— Бланш будет сегодня в клубе, она звонила мне утром.
— Она звонила тебе утром, чтобы сказать об этом! С какой это стати она беспокоит тебя на службе?! Я и то стараюсь не отвлекать тебя, как бы мне порой ни было нужно!
Она уже натянула личину разгневанной супруги, уязвленной в своих правах. Он попытался остановить взрыв эмоций.
— Да мы говорили-то пару минут, не больше! Она мне напомнила, что вечером сбор и она придет, вот и все. — В тоне его сквозили мольба, сожаление и раздражение перед глупостью беспочвенной ссоры.
— Если у нее больше нет мужа, это не повод, чтобы звонить тебе.
Он вздохнул:
— Не будь смешной, да и злой тебе быть не к лицу. Она этого не заслужила.
Сочувствие к посторонней женщине окончательно завело ее. Он это понял, но поздно. Нужно было положить конец бессмысленным пререканиям.
— Да ты ревнуешь, честное слово!
— Да, я ревную, и у меня есть на то право, а ты терпи.
***
— Ну не обижайся, Мария! — молил он, не в силах удержаться от смеха. Подошел, обнял ее за плечи.
— Ну уж нет! — тоже смеясь, отвечала она. — Не трогай меня.
— Прекрати дуться! — Поскольку она ничего не отвечала, а лишь скроила гримасу, он спросил: — Ты что, думаешь, Бланш пробует на мне свои чары? Что мне хочется завести с ней интрижку? — поддевал он ее. — Согласен на интрижку, но только с тобой.
Она что-то промычала в ответ. Тогда он закричал:
— Я люблю Марию Деф! Ее одну, слышите?
Она расхохоталась. Но услышала ли? С ее ревностью, которая вполне могла сделать ее глухой.
— Ревность — не моя личная проблема! — отнекивалась Мария.
— Все дело только в тебе, у тебя нет достаточной веры в себя, и ты отыгрываешься на мне. Ну почему ты не веришь в себя, дорогая? — добавил он уже совсем иным голосом.
Ее бесило, когда он говорил «дорогая». Словно это не Жан, а ее отчим. И манера обращаться с ней как с ребенком тоже была ей неприятна.
— Но я уверена в себе! А ревновать… все ревнуют. А кто не ревнует, тот не любит.
Он не пытался ее разуверить.
— А я, по-твоему, ревнивый?
— Конечно! Это не видно, потому что тебе не в чем меня упрекнуть! А вот мне…
Ревность стала в ней проявляться с того дня, как она однажды уличила его во лжи. Мария Деф не верила, что муж может бросить ее и четырех сыновей. Она считала, что детьми можно удержать мужчину. Мысль, что муж способен оставить семью, была настолько ужасна, что даже смешила ее. Они были прекрасной парой, и потому она потешалась над ловушкой, которая не всех так веселила, как ее. Можно ли с легким сердцем оставить четверых сыновей, старшему из которых не было еще восьми? Нет, никогда ее Жан не совершит подобного безумия. Но это не мешало ему любить женщин вообще, испытывать на них силу своего обаяния. Мария не раз наблюдала его в такие минуты. Устоять не мог никто. И словно нарочно у него было множество друзей именно среди женщин! И им без конца требовалось с ним общаться. А он их всех выслушивал! Они божились только им. Годы назад, когда стало известно, что он женится, пролилось немало слез. И после этого он еще осмеливался заявлять, что у него с ними дружеские отношения! Как бы там ни было, Мария не могла перенести, что он дружит с женщинами. Она даже боялась дать волю воображению: какая-то другая поверяет ему свои тайны, он ею любуется, оказывает те или иные услуги.