Она вернулась на свое место.
— Что будете заказывать? Чего тут только нет! Взгляните. — Он протянул ей меню, а сам в это время дерзко, прямо-таки непочтительно ел ее глазами. Это будоражило ее, чего он и добивался с помощью своей телепатической улыбки.
— Я не очень голодна, — проговорила она, взяв в руки меню.
— Ах вон оно что! Женщины совсем перестали есть!
— Вы правы.
Она делала все, чтобы быть естественной, хотя в ту минуту давалось ей это нелегко. И одновременно боролась с помощью банальных слов за то, чтобы дистанцироваться от своей женственности, своего неравнодушия, искушения, действия его чар и гордости от того, что она так желанна.
— Вечером я много не ем.
— В этом залог здоровья, — просто так, повторяя избитую истину, подхватил он.
— Я в это верю, — неожиданно серьезно продолжила она. — Знаете, что говорил Гиппократ? — Он отрицательно помотал головой. — Гиппократ говорил: мне на пользу все то, что я не съел.
— А вы уверены, что он это говорил? Откуда вы это взяли? — смеясь, спросил он. — Количество фактов и слухов, в которые мы бездоказательно верим, просто невероятно. А приходилось ли вам видеть мандрила, сперматозоид, атом углерода? Или электрон? Странно, не правда ли, что столько всего, во что мы твердо уверовали, остается невидимым. — Она не отвечала. Ее затопила его улыбка. — А между тем то, чего никому не дано увидеть, мы подвергаем сомнению. Бог. Духи. Сила любви. Если вы скажете людям, что духи подобны радиоволнам, невидимым, но вполне реальным, в лучшем случае прослывете оригиналом, а в худшем вызовете озлобление.
— Много всего невидимого и важного на свете, — проговорила она, чувствуя, что выдает какую-то банальность или глупость.
Однако меж ними всякое лыко ложилось в строку.
— Вплоть до того, что самое невидимое является самым важным, — проговорил он.
«Как ребенок, которого я жду», — вдруг подумалось ей. Он, конечно же, не мог догадаться, как преломилась его мысль в ее голове. Она была уверена, что он ничего не заподозрил. Но с этой минуты мысль о ребенке стала для нее непосильным бременем. Она должна была ему сказать: «Вам не следует ухаживать за мной, я ношу под сердцем ребенка другого мужчины, я в большей степени мать, чем женщина». Она собиралась просто и без затей признаться ему, но при этом хотела, чтобы его ухаживания не прекратились. А вот об этом-то она ему сказать и не смогла. Мыслимо ли произносить вслух такое? Разве что сам догадается.
За их столиком вновь воцарилось молчание, и он: этим воспользовалась.
— Я должна вам кое в чем признаться, — решительно начала она с озабоченным видом.