Над занесенной снегом базой нависла мертвая тишина. Майлзу казалось, он слышит падение снежинок, стук зубов замерзающих людей, частое дыхание новобранцев. Время остановилось.
Попробовать пригрозить Метцову? Разбить его невозмутимость — намекнуть на Комарру, на то, что правда о его опале выйдет наружу?.. Или обнародовать звание отца и его положение?.. Черт побери, каким бы сумасшедшим ни был Метцов, должен же он понимать, что зашел слишком далеко. Его «старомодный» урок дисциплины сорвался, и теперь этот полоумный упорствует, готовый защищать свой авторитет до конца. Как же сказал Ан на прощание? «Он может быть весьма опасен. Никогда не угрожайте ему…» За всеми этими садистскими штучками трудно заметить страх. Но он сидит в Метцове где-то там, в глубине… И если нельзя надавить на него, может быть, стоит попробовать потянуть с другого конца?..
— Но подумайте, сэр, — Майлз старался, чтобы голос его звучал как можно убедительнее, — чего вы достигнете, прекратив все это. Во-первых, у вас теперь все доказательства факта мятежа и даже… э-э… заговора. Вы можете арестовать и посадить всех на гауптвахту. Тем самым вы приобретаете все, ничего не потеряв. Я, например, расстаюсь с мечтой о карьере, получаю позорную отставку, может быть, тюремную камеру. Вам не кажется, что смерть гораздо почетнее? Остальным за вас займется Служба безопасности, и вы только выиграете от этого.
Слова Майлза зацепили Метцова — сузившиеся стальные глаза вспыхнули, прямая шея служаки качнулась влево. Теперь дать ему заглотить наживку и ни в коем случае не дергать леску…
Метцов подошел совсем близко, нависая над тщедушным Форкосиганом, как каменная глыба, окутанная облачком пара. Понизив голос, он произнес:
— Типичный ответ Форкосигана. Твой мягкотелый папаша либеральничал с комаррскими подонками, и это обошлось нам недешево. Военный трибунал для адмиральского сыночка — как ты полагаешь, собьет это спесь с одного бездарного лицемера, а?
Майлз сглотнул ледяную слюну. Кто не знаком с собственной историей, вспомнилось ему, тот обречен постоянно натыкаться на нее. К сожалению, тот, кто знаком, — тоже.
— Сожгите этот чертов пролившийся фитаин, — хрипло прошептал он, — а там будет видно.
— Все арестованы, — неожиданно громко объявил распрямившийся Метцов. — Одевайтесь!
От нахлынувшего облегчения люди опешили. Потом, нервно поглядывая на бластеры, бросились к одежде, поспешно натягивая ее непослушными, одеревеневшими на морозе руками. Но Майлз уже минуту назад понял, что все позади. И вспомнил слова отца: «Оружие — просто инструмент, заставляющий врага изменить свою точку зрения. Полем битвы являются умы, все остальное — бутафория».