– С шести лет!, – подтвердил сияющий Федюня, выбираясь наверх с бутылками в руках. – Как Борисыч меня со станции до дому довёл, когда я заблудился, так мы и не расставались больше. И в детстве, и в школе, повезло и в армии вместе служить. Да что там, вы то и сами про нас всё знаете!
– Ага, – кивнул головой Борисыч, ловко очищая рыбу от чешуи и потрохов. Нарезав очищенную рыбу кусками, он ссыпал её в кипяток и, продолжая колдовать над котелком, припомнил парочку историй из своего и Федюниного детства.
Мы отдали Федюне и Борисычу наш подарок.
Притихшие мужики посерьёзнев осмотрели флягу, почитали надпись.
– Оттуда, – мотнул головой куда то себе за спину Серёга.
– Ясно, – сказал Борисыч, – значит на третий тост. Спасибо, братухи, серьёзный подарок.
Федюня разлил водку по стаканам, пригласил выпить и закусить в ожидании основного блюда. Сам почтительно поднёс хлопочущему у костра Борисычу стакан и бутерброд с ломтем ветчины, прикрытым веточкой зелени.
Первый тост пили за встречу.
– Ну, со свиданьицем! Дай Бог будем ещё видеться не раз!
Выпили.
– Да, – задумчиво протянул Борисыч, – фляжечка ваша многое напомнила. Всё – таки пройдено немало. Армия сильно меняет человека. А если послужить приходится на войне...
Он махнул рукой, помолчал, но уже через минуту оживившись и лукаво подмигнув нам, предложил:
– Рассказать, как мы с братухой, – кивнул он на Федюню, – начинали свою службу?
– А чо ж, понятно, как-с призыва, – переглянулись мы в ожидании интересной истории.
– Ну, в общем то ясно, что с призыва, – подтвердил Борисыч, – Только у нас без приключений, как без пряников.
На краевой сборный пункт нужно было прибыть к шести часам утра.
Все призывники после затяжных проводов, начали стекаться к назначенному времени в назначенное место. Многих сопровождали родители, многие были изрядно навеселе. В военкомат собиралась пёстрая цыганщина, которой предстояло через некоторое время стать единым целым под названием "армия". К краевому сборному пункту потянулись молодые люди, одетые во всё старое. В руках несли кто чемодан, кто рюкзак, кто сумку. Типичный городской осенний призывник наряжен в невообразимо старые джинсы, потёртые до полной потери цвета и формы, с неработающей молнией, вместо которой в гульфик вшиты пуговицы. На ногах его красуются высокие сапоги, с так же вылетевшими к чёртовой матери молниями, но пробитыми дырками для шнуровки. На рубаху одета шерстяная мастерка, сверху куртка модная, но годящаяся только "на выкид". Ну и на голове спортивная шапчонка. С небольшой разницей туда – сюда, примерно так выглядят призывники последние сорок лет. И, понятно, вовсе не потому, что им нечего надеть. Наученные тысячами своих предшественников, они твёрдо знают, что одежду их всё равно выкинут, когда взамен начнут выдавать военное обмундирование. Смысл одевать на себя хорошие вещи? Только семье в убыток!