Гражданская война… Сколько литературы о ней написано, какое огромное значение в истории России она занимает! И, тем не менее, как это ни удивительно, ее до сих пор с полным основанием можно считать "неизвестной войной".
Советские источники десятилетие за десятилетием покрывали ее слоями лжи и подтасовок, причем по мере удаления от событий степень их искажений увеличивалась в зависимости от меняющейся конъюнктуры в коммунистических верхах и требований о пересмотрели тех или иных фигур. Неувязки между фактами и их истолкованием порождали совершенно фантастические версии о I, II, III "походах Антанты" и "нашествии 14 вражеских держав", умалчивая о том, что в число этих «держав» входили Эстония, Латвия, Литва, Украина, Армения, Грузия, Азербайджан… И даже после крушения коммунистической идеологии в том же самом направлении все еще продолжает действовать коммунистическая культура киношные штампы полусвятых бумбарашей, идеалистов-матросиков и чекистов с чистыми руками, до сих пор браво разгуливающих по телеэкранам и ничего общего не имеющих с реалиями великой русской трагедии.
Но источники, освещающие эту тему с белой стороны, также страдают существенными недочетами. Нельзя забывать, что писали их проигравшие, пытаясь разобраться в причинах своих поражений. Поэтому недостатки и отрицательные стороны в собственном лагере они невольно преувеличивали и выдвигали на первый план, зачастую упуская из виду, что у красных те же явления процветали в куда более крупных масштабах. А достижения и положительные стороны обычно преуменьшали или умалчивали, считая их бессмысленными, ведь ко времени написания мемуаров все эти достижения уже погибли, не дав ожидавшихся результатов. В свете поисков тех же причин неудачи порой диаметрально разнятся оценки тех или иных событий — в зависимости от политической ориентации авторов и их роли в войне. Белое Движение было разрознено не только политически, но и территориально. И описания борьбы на определенном театре действий чаще всего даются без сопоставления с другими фронтами, а порой и с искаженными представлениями о них. И уж тем более без сопоставления с параллельными процессами в красном лагере. Да оно, пожалуй, было бы и непросто — русским интеллигентам начала века понять и представить сущность коммунистического режима и явлений, происходивших у большевиков.
Что касается западных источников по данной теме, то они грешат предвзятым подходом ничуть не меньше советских. Так, еще в годы гражданской на основе собственных теоретических моделей, выстроенных без всякой увязки с русской действительностью, западные эксперты пришли к выводам о поражениях белых правительств из-за их "недостаточной демократичности" и неудовлетворительной аграрной политики. Правда, факты говорят обратное — чем «демократичнее» вело себя какое-либо правительство, тем быстрее оно погибало, и никакая аграрная политика не могла быть хуже большевистской продразверстки. Но, тем не менее, подобные оценки упрямо перекочевали в западную историческую науку, впоследствии слепо внедрились и в работы эмигрантов "младших поколений", а теперь пришли оттуда и в Россию.