Через несколько дней доктор Хью начал выказывать озабоченность и после расспросов признал, что поводом к замешательству служат его домашние. «Держитесь графини, забудьте обо мне», — многократно повторял Денкомб доктору, откровенно описывавшему настроения леди. Она была возмущена этаким вероломством — и ревновала так сильно, что слегла. Она платила за его преданность столько, что рассчитывала на нее безраздельно: она отказывала ему в праве на другие увлечения, обвиняла его в происках, заявляла, что он оставил ее умирать в одиночестве, — стоит ли говорить, каким слабым утешением в трудную минуту была мисс Вернхам. Когда доктор Хью отметил, что графиня давно покинула бы Борнмут, если бы он не держал ее в постели, Денкомб задержал его руку в своей и решительно сказал: «Увезите ее». Они вместе вышли к укромному уголку, где встретились на днях. Молодой человек, поддерживавший спутника, твердо объявил, что совесть его чиста, — он мог бы управиться с двумя больными. Не он ли мечтал о том будущем, где их будет пятьсот? Стремясь быть честным, Денкомб указал, что в этом золотом веке никто из пациентов не будет претендовать на безраздельное внимание доктора. Разве не законны притязания графини? Доктор Хью возразил, что их не связывает контракт, одно лишь соглашение, и что жалкое рабство противно его щедрому духу. Гораздо больше хотелось ему говорить об искусстве, — этим предметом он старался увлечь автора «Зрелых лет», когда они присели на залитую солнцем скамью. Денкомб, воспаряя на слабых крыльях выздоровления и по-прежнему преследуемый счастливой идеей готовящегося избавления, еще раз напряг свое красноречие, дабы ораторствовать о своем роскошном «последнем стиле» — будущей цитадели его репутации, твердыне, в которой он соберет свои сокровища. Собеседник Денкомба уделил ему все утро, и огромное тихое море словно бы застыло — за монологом писатель переживал прекраснейший час своей жизни. Он и сам вдохновился, повествуя о том, из чего сложит он сокровищницу: он добудет драгоценные металлы из копей, редкие каменья, между колонн своего храма развесит он жемчужные нити. Он удивлял себя убежденностью речей, но еще более удивлял он доктора Хью, который при этом уверял писателя, что свежеизданные страницы ничуть не меньше усыпаны самоцветами. И все же у поклонника захватывало дух от грядущих сочетаний слов, и — при свете восхитительного дня — он еще раз дал Денкомбу зарок, что его ремесло обязано защитить жизнь такого человека. Внезапно доктор похлопал по кармашку для часов и попросил о получасовой отлучке. Денкомб остался ждать его возвращения; к действительности его вернула упавшая на землю тень. Тень сгустилась до контуров мисс Вернхам, юной леди под опекой графини. Денкомб так ясно видел, что она пришла говорить с ним, что поднялся со скамьи и отдал ей дань любезности. Мисс Вернхам вовсе не выглядела любезной: она казалась необычно возбужденной, и характер ее теперь угадывался безошибочно.