— Вы простите мое любопытство, — сказала она, — если я спрошу, есть ли надежда убедить вас, чтобы вы оставили в покое доктора Хью? — и прежде, чем наш бедный, глубоко обескураженный друг смог возразить: — Вы должны знать, что стоите у него на пути, что можете причинить ему ужасный вред.
— Вы имеете в виду, что графиня может отказаться от его услуг?
— Она может лишить его наследства.
Денкомб затих в изумлении. Мисс Вернхам, подбодренная произведенным впечатлением, продолжала:
— От него одного зависело, получит ли он изрядную сумму. У него были прекрасные возможности, но, кажется, вам удалось пустить их под нож.
— Ненамеренно, я уверяю вас. Неужели нет надежды исправить положение? — спросил Денкомб.
— Она была готова сделать для него все. У ней бывают причуды, и она дает им волю — такая у нее манера. У нее нет родственников, она свободна распоряжаться своими средствами и она очень больна, — сказала мисс Вернхам в довершение.
— Мне горько это слышать, — пробормотал Денкомб.
— Возможно ли, чтобы вы покинули Борнмут? Я за этим пришла.
Он опустился на скамью.
— Я и сам очень болен, но я попытаюсь.
Мисс Вернхам возвышалась над ним — с бесцветным взглядом и беспощадностью чистой совести. «Пока не поздно, пожалуйста», — сказала она и повернулась, чтобы стремительно, словно готова была уделить этому делу лишь одну драгоценную минуту, скрыться из виду.
О да, после разговора Денкомб и впрямь почувствовал себя тяжело больным. Мисс Вернхам принесла ему жестокую и болезненную весть; для него было потрясением осознать, что ставил на кон этот способный безденежный юноша. Денкомб сидел на скамье дрожа; он смотрел на пустые воды, и боль от прямого удара переполняла его. Он и в самом деле был слишком слаб, слишком неустойчив, слишком встревожен. Но он попытается уйти. Он не возьмет на себя вину за это вмешательство; его честь задета. Сейчас, во всяком случае, он поковыляет домой, а там поразмыслит, что ему делать. Он добрался до дому; по дороге ему открылось, чем была движима мисс Вернхам. Разумеется, графиня ненавидела женщин, — это было ясно Денкомбу; поэтому у алчной пианистки не могло быть видов на наследство, и она утешала себя дерзкой мыслью помочь доктору Хью сейчас, чтобы, когда он получит деньги, выйти за него замуж или иным способом заставить врача признать ее притязания и дать ей отступного. Если бы она стала его другом, в критический момент он, в ком она угадала человека деликатного, должен был бы рассчитаться с ней.
В гостинице слуга настоял, чтобы Денкомб вернулся в постель. Больной говорил о поезде, велел укладывать вещи, но затем его расстроенные нервы не выдержали, и он поддался недугу. Он согласился на визит своего врача, за которым тотчас же послали, но твердо дал понять, что его двери бесповоротно закрыты для доктора Хью. У него появился план, такой тонкий, что Денкомб, уложенный в кровать, еще долго восторгался им: доктор Хью, внезапно обнаружив, что его безжалостно осадили, естественным образом оскорбится и восстановит лояльность к графине — на радость мисс Вернхам. От прибывшего врача Денкомб узнал, что у него лихорадка и что это очень скверно: он должен сохранять спокойствие и, насколько возможно, не думать. Остаток дня Денкомб посвятил безмыслию; но ему не давала забыться одна рана — он принес в жертву свою «отсрочку», положил предел собственной жизни. Его врач был весьма удручен: рецидивы болезни выглядели все более угрожающими. Он наказал своему подопечному бестрепетно выбросить доктора Хью из головы — это будет ох как полезно для его спокойствия. Волнующее имя более не произносилось в комнате больного; но все его благополучие зиждилось на подавляемом страхе, и страх этот не ослабел, когда в десять часов вечера слуга Денкомба прочел хозяину лондонскую телеграмму за подписью мисс Вернхам. «Умоляю Вас использовать свое влияние, чтоб заставить нашего друга присоединиться к нам в Лондоне завтрашним утром. Графине хуже от ужасной дороги, но все еще можно спасти». Две дамы собрались с силами и мстительно переломили ход событий. Они отправились в столицу, и если старшая из них и была тяжело больна, как заявляла мисс Вернхам, то это не убавило в ней безрассудности. Бедный Денкомб, который не был безрассудным и хотел только того, чтобы все было «спасено», переправил это послание прямиком в квартиру молодого человека, а на следующее утро с удовлетворением узнал, что доктор покинул Борнмут ранним поездом.