Не узнали они в тот день и о смерти Гитлера.
К вечеру первого мая шум боя стал стихать. Некоторые люди выглядывали на улицу, но там не было ни своих, ни противника. Не было уже у входа и молодых людей с нашивками. Кое-кто из обитателей подвала стал уходить, воспользовавшись передышкой, другие боялись высунуть нос. Иногда к ним забегал кто-нибудь с улицы, и удавалось узнать, что происходит поблизости, а то и более глобальные новости, главной из которых было известие о некоем перемирии.
Когда стемнело, Изольда предложила вернуться на Ольденбургерштрассе.
— Там остались консервы, крупа, сигареты, а здесь ни капли воды. Да и не все ли равно, где встретиться с русскими, здесь или там.
Эрна была уже настолько измучена последними днями, что не стала спорить. Страх перед врагом, образ которого представлялся в ее сознании чем-то средним между воином Чингисхана и плакатным большевиком с большой красной звездой на каске, не стал меньше. Уменьшилась цена собственной жизни. Первая девальвация произошла еще в Штадельхейме. Потом Равенсбрюк, потом известие о смерти отца, потом эти последние дни в Берлине. Кругом столько смертей, что мерить ценность себя самой прежними мерками было просто нелепо.
Они вышли наверх и дворами стали пробираться в сторону Ольденбургерштрассе. Недалеко от их дома чернела громада подбитого танка, но людей поблизости не было. Только свет фар автомобиля и голоса где-то вдали.
— Слава богу, дом цел, — сказала Изольда. — Ну, пошли.
Они прокрались мимо пахнущего гарью танка, вошли в темный подъезд и стали осторожно подниматься наверх. Дверь была цела. Изольда отперла ее ключом, они вошли и увидели, что в окнах не осталось ни одного целого стекла.
Si fractus illabatur orbis
Inpavidum ferient ruinae[61]
Петер увидел очередь у водокачки и направился к ней, на ходу снимая с пояса фляжку. Позади себя он расслышал шум мотора, прижался к засыпанному штукатуркой и обломками кирпича тротуару и остановился. Объезжая упавший столб, вдоль проезжей части пробирался кубельваген. Стены домов на этой улице, как, впрочем, и во всем городе, были выщерблены осколками бомб и снарядов. Стекол почти нигде не осталось. Их заменяли фанера или картон.
В это время послышался свист летящего снаряда и чей-то истошный крик. Петер завертел головой, пытаясь сориентироваться, и инстинктивно присел. Мостовая под ним подпрыгнула. Сверху посыпались остатки оконных стекол. Ударная волна пронеслась по узкой улице, обдав Петера щебнем и пылью. Он упал на колени. Мимо него прокатился смятый бидон.