– Эй-эй, осторожнее, парень! Где там пень-то? Не показался?
– Не… далече еще.
Далече… Там, где пень, имелось небольшое сухое и твердое место, поросшее кривыми сосенками и высокой осокою, там можно было б передохнуть, отсидеться до утра, коли ничего б не вышло. Да и что говорить – Миколаихе-то с сыном ведь тоже потом в обратный путь. Вот поутру б и пошли…
Чу!
– А ну-ко, стойте все!
Зло прошептав, Алексей прислушался, насторожился – снова показалось, идет кто-то сзади по гати, осторожненько так пробирается… Да нет, не осторожно – вон как захрустел, черт рогатый!
Лось!
– И что ему тут делать?
– Попить, наверное, пришел…
– Нашел, куда явиться. Реки ему мало.
Ин, ладно – лось так лось. По прикидкам Алексея, не так уж и далеко уже до пня оставалось, лишь бы проводник не подвел, не завел бы… Впрочем, куда тут завести-то еще? Некуда деться с гати!
– Тут еще новая есть гать-то, – обернувшись, прошептал пастушонок. – Недокладенная. Как бы на нее невзначай не забрести – уж тогда точно сгинем.
– Сгинем, сгинем, – злым шепотом произнес молодой человек. – Не каркай! Лучше вперед смотри, пня там нет ли?
– Ой!
Проводник явно сунулся куда-то в сторону, едва не угодив в трясину… однако не угодил, выбрался без посторонней помощи. Обернулся, зашептал возбужденно:
– А гать-то новая – докладена! Ктой-то жердины к островку проложил… вона, где пень.
– Ну, жердины так жердины, – услыхав про пень, Алексей обрадовался, да и сам уже, присмотревшись, заметил впереди островок, торчавший черным бугром посреди залитой туманным светом месяца трясины.
Вот и пень, наконец – корявый, родной. Осока кругом – в полчеловечьего роста. И месяц раскачивается, как ятаган в нервной руке. И звезды. Да еще туманок над трясиной поплыл… а не было ведь его, тумана-то. Самая колдовская ночь начиналась! Неужто не получится, неужто не выйдет? Да нет – должно.
– Ну? – Алексей поворотился к ведьме. – Пришли уж. Колдуй!
А та уже раскладывала прямо на пне свои причиндалы – травы пахучие, какие-то тускло блестевшие в свете луны черепушки, косточки… бубен!
В него и ударила заячьей лапой! Гулко так:
Бумм!!!
– Сермяшко, отвернись, а то сгинешь!
Пастушонок поспешно поворотился спиною, ну а уж потом – началось!
Три раза ударив в бубен – Бумм! Бумм! Бумм! – ведьма гулко ухнула, быстро скидывая с себя всю одежду… Красивая была баба – даже сейчас, ночью, и то видно! Ах… в иное бы время…
Голая колдунья, упав на колени, распростерлась пред пнем, вытянув руки:
– Ой да ты Перун, Перун-батюшка! Ой да прими мово моление, мово моленье, тебя славление!
Алексей, уж на что был на взводе, а присвистнул: ну, нате вам – Перун! Нет, правильно игумен Варфоломей велел схватить эту бабу! Язычница! Как есть – язычница. Волхвица!