Нежная рука приподняла его голову, и к его раскрывшимся губам поднесли чашку. Нежные руки, но крепкие и сильные. Он отхлебнул и стал плеваться — напиток оказался горьким. Его глаза открылись, несмотря на боль, но это все, что он мог сделать. Рука, которую он хотел поднять, чтобы отбросить чашку и руки, державшие ее, едва двинулась от его усилия. Он был слабее грудного младенца.
— Яд, — прошептал он голосом, хриплым после долгого молчания. «Сколько осталось?» — думал он.
— Нет, — возразил успокаивающий голос. — Это то, что поддерживало тебя в живых две недели.
Салек был ошеломлен. Так долго. Он внимательно изучал лицо, которому принадлежал голос. Невозможно было определить его возраст. Лицо было гладким, на нем не было морщин, но оно не казалось молодым. Ему можно было дать двадцать пять лет, а можно и вдвое больше. Лицо было незнакомым, но он узнал глаза. Эта женщина произвела на свет мальчишку, который едва не убил его. Сейчас он удивился, почему он выжил, почему судьба, рок ошиблись, или его пощадили?
— Мальчик, — спросил он, — где он?
В ее глазах вспыхнул огонек, но быстро погас.
— Ждет твоего выздоровления или твоей смерти.
Салеку не нужно было больше никаких объяснений, чтобы узнать, что Гавин убил бы мальчишку, если бы он умер. Или если умрет.
Женщина, казалось, прочитала его мысли.
— Ты не умрешь. Мой ребенок живет только потому, что ты жив. Ты живешь потому, что я не позволю тебе умереть. — В ее голосе звучала огромная уверенность. — Я не допущу, чтобы твоя смерть отняла моего единственного ребенка. Ты не умрешь.
Была ли это ее уверенность или воздействие напитка, который она ему дала, но Салек снова почувствовал, что засыпает.
— Я хочу его видеть, — пробормотал он.
— Позже, — мягко ответила она. — Я позову к тебе твоего лорда позже.
Салек хотел сказать, что он хотел видеть мальчика, а не Гавина, но его довольно быстро охватил сон. Когда он снова проснулся, боли стало меньше, но слабость в его руках не исчезла. Женщины больше не было возле его постели, и он обвел взглядом комнату. Она была удобной, почти роскошной по его меркам, хотя, как он и сам знал, его мерки были не слишком высоки, ведь ему приходилось проводить столько ночей, завернувшись в грубое одеяло, на холодной твердой земле. Хотя камыш уже использовали мало, здесь он был чистый и сухой, разбросанный на полу вместе с другими ароматными травами. Он подумал, что, вероятно, этот замок не так богат, чтобы украшать его коврами, как было принято при дворе.
Мебель была старой, но в хорошем состоянии и отполирована. Большие гобелены закрывали каменные стены. На них в основном были изображены сцены из Библии. Его глаза перебегали с одного гобелена на другой, пока ему не пришлось повернуть голову, чтобы продолжить рассматривать их. И тут он просто опешил, увидев голубые глаза мальчишки, чье короткое лезвие заставило его лежать здесь…