Беатрис вытянулась возле него и легко пробежала рукой по крепким мускулам его плеч.
— Когда ты возвращаешься в свое новое владение?
Он подумал обо всем, чего не собирался открывать ей, особенно то, куда он направлялся.
— Я еще не решил. Тевис и Шипли настаивают, чтобы я посетил их владения. Может, я так и сделаю, прежде чем соберусь вернуться в Чарен. — Приглашения действительно были, и он пока не дал на них определенного ответа. Ни один из лордов не мог сказать наверняка, что Гавин не собирался принять его предложение в ближайшем будущем.
— Этот замок, Чарен, он ведь совсем близко от Англии, не так ли?
— Довольно близко.
— Лакомый кусочек для Генриха, мечтающего присоединить его к Англии. Он много стоит.
Гавин приподнял бровь. Он не ожидал такой явной уловки.
— Вы говорите за Генриха, мадам?
Беатрис уловила легкий дразнящий тон в его голосе и уютно устроилась возле него.
— Нет, сэр. Я просто предупреждаю вас о том, что Генрих Тюдор может предпринять такую попытку.
— У меня достаточно людей, чтобы защитить то, что мне принадлежит.
— Не все завоевания делаются силой, — поучительно произнесла она.
— Ты говоришь о предательстве. — Он сдержал свою ярость. Не в последний раз она проверяет его верность. Пусть она думает, что не бесполезно попытаться снова.
Ее пальцы легко скользнули от его ребер к низу живота.
— Как я уже сказала, сэр, я только предупреждаю вас. Вы могли бы получить столько золотых монет, сколько никогда не видели.
Тело отзывалось на нежные прикосновения ее пальцев, но голова оставалась совершенно холодной.
— Не в ближайшее время, это точно. Кто же из людей Генриха может чувствовать себя в безопасности при дворе Стюарта, что может склонять меня к измене?
Беатрис не ответила. И после того как она продолжила ласкать его нежными руками и покрывать его тело легкими поцелуями, он забыл, что задавал вопрос. На время.
***
В тысячный раз Лаоклейн оглядывал свои апартаменты, пытаясь найти хоть какое-то занятие. Ему не на что было пожаловаться в этих просторных комнатах, прекрасно обставленных богатой мебелью. Высокие окна были задрапированы дорогой парчой. Полированные полы едва проглядывали между богатыми персидскими коврами. Искусно вырезанная мебель была отполирована до блеска.
С ним обращались ничуть не хуже, чем заслуживал его титул и положение. Слуги были крайне предупредительны. Его пища была восхитительной: хрустящая жареная дичь, тушеная оленина, вкусные пудинги и пирожные, прекрасные вина. Ему было разрешено принимать посетителей, позволены любые развлечения, от музыкантов и клоунов до услуг женщин для его удовольствия. Ему не разрешалось покидать апартаменты и не сообщалась причина его заключения.