— Ты кто такой? — тронул его за плечо Глеб Соколов, и рука сержанта ощутила невозможную худобу под дырявой холщовой рубашонкой.
— Митря, — едва слышно ответил по-румынски мальчуган. — Дай хлеба.
Бойцы тут же потянулись к вещевым мешкам.
— А ну разувайся! — через переводчика потребовал Глеб.
Мальчик часто захлопал глазенками и вдруг заплакал.
— Чего ты, дурачок, — шагнул к нему разведчик, ласково поерошил черные волосы под войлочной шапчонкой и протянул ему теплые носки. — На, надевай, замерз небось.
Ребенок мигом успокоился и, вытирая рукавом глаза, несмело улыбнулся. Солдаты наперебой совали ему хлеб, сахар, консервы. Митря прижал все это к груди, не зная, как быть дальше. Пошел было прочь, но, видно, решил, что должен как-то отблагодарить солдат, возвратился, сложил все на обочину дороги, вынул из-за пазухи тонкую дудочку, похожую на свирель и, ничего не говоря, заиграл что-то жалобное-жалобное.
— На братишку похож, — подойдя к Максиму, кивнул Соколов на мальчонку. — Мой тоже вот так немало победовал на военных дорогах.
1
Дорохой — первый из румынских городов на пути полка. У немцев здесь крупные склады и базы. С командного пункта хорошо различимы позиции противника. За ними прямые линии улиц с белыми полотнами дорог. Краснокрышие домики, развернутые в две шеренги лицом к лицу, похожи на солдат, выстроенных для утреннего осмотра.
Самолет-разведчик сбросил вымпел: на станции идет погрузка вражеских эшелонов. Жаров вызвал командира саперного взвода.
— Берите взрывчатку и — сюда! — указал майор точку на карте. — Не один эшелон уйти не должен.
У Жарова связь со всеми подразделениями.
— Костров, смотрите за левым флангом: рота Румянцева уйдет с саперами.
— Трудновато мне будет...
— Всем нелегко.
— Хмыров дурит: с места не сдвинешь.
— Что ж, хотите, чтоб я за вас командовал? — кольнул майор, а сам стал думать о Хмырове. Взвод его был на виду. Послали на курсы, дали роту — и вдруг непонятная инертность.
— Что у вас, Хмыров? — позвонил Жаров.
— Под огонь попал, головы не поднять.
— Сейчас помогут артиллеристы. На месте топчетесь, энергии не вижу.
— Тогда я сам пойду, — буркнуло в телефонной трубке.
— Я сам, я сам! — рассердился майор. — Слышать не хочу мальчишеской болтовни. Командовать разучились!
Часом позже вдали раздался взрыв, потом другой, третий... «Так, полотно взорвано, противнику не уйти», — решил Жаров. Он все больше всматривался в чужой город, показавшийся ему чем-то похожим на родной Алексин, хоть здесь и не было ни красавицы Оки с ее живописными берегами, ни красноствольного бора с его удивительно пряным воздухом. Напоминание о родном и близком еще сильнее поманило вперед, заставило торопить атакующих.